Владимир Проценко - Успеть на войну

Эти три дня пролетели в какой-то лихорадочной суматохе, сначала ездили по магазинам выбирая и покупая заказы от многочисленных маминых знакомых, одежду для Наташки и мамы, какую-то посуду, обувь, белье и т. д. и т. п… Слава богу хоть деньги у меня были, за время моей командировки у меня скопилась значительная сумма так как свою зарплату я вообще не тратил, жил там на всем готовом, не потому что жадина а потому что некогда было за учебой. Деньги я сразу отдал матери оставив только на билеты им в обратную сторону и еще небольшую сумму на дорогу, как чувствовал что им денег может и не хватить. Дал денег Тарасу чтобы купил им обратный билет в купе, а сам с ними в последний день пошел в Эрмитаж где не единожды слышал их восторженные охи и ахи теперь им будет что вспомнить и рассказать друзьям и знакомым. Вечером третьего дня посадив их в поезд, отдав все деньги которые у меня остались и те что занял у Семы и Тараса с моими инструкциями как их потратить и чертежом погреба смахивающего на штабной блиндаж который они должны построить отправил их в Краснодар. Считаю что после проведенной с матерью беседы о начале войны в 1941, о бомбежках, холоде и голоде ожидающих их если они не подготовятся, о том что их ждет если они будут готовиться явно, или кому-нибудь расскажут о надвигающейся беде. Я сделал на данном этапе все что мог. Осталось дело за ними. А мне с утра ехать в Ленинград готовить концерт. Хорошо что мне подчинили всех в доме Красной Армии включая тамошнее начальство, но с условием концерт должен быть не хуже прошлого, и песни разрешили все какие я им спел. Все разрешили все одобрили — иди, работай — сказали, ох чувствую я им наработаю, ой наработаю.

— Стоп, стоп, ребята вы же не на плацу по стойке смирно стоите, я как вам говорил двигаться, а вы? Вот ты Дима, после слов, следить буду строго, грозишь пальцем в зал и делаешь строгое лицо, мне сверху видно все ты так и знай, А ты стоишь как провинившийся салабон перед старшиной. Ладно начали заново на счет три раз, два, три.

Тяжеленько приходится, хотя нет вру полегче чем в первый раз концерт устраивал все-таки в доме Красной Армии профессиональные музыканты и исполнители есть. Только черт меня дернул создать ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) и назвать его, Молодая гвардия, Название есть- ансамбля нет. Подобрал трех исполнителей: бас-баритон, тенор и девочку с сопрано, ударника и баяниста и все, остальных подбирал методом проб и ошибок, ведь здесь еще нет электрогитар хотя за бугром вроде уже появились, синтезаторов, усилителей и тп и тд. Одним словом получилось то что получилось. И сейчас мы разучивали советскую попсу 50–80 годов, более позднюю могут просто не понять. Тут еще исполнители на сцене ведут себя как истуканы, абсолютно не могут и наверное не хотят двигаться, стоят столбами по стойке смирно как будто так и надо. Это вам не Киркоров со своим балетом, это конец тридцатых. Ладно пусть репетируют, а я пока схожу гляну чем Сеня занят, опять наверное девчонок из танцевального развлекает своими рассказиками. Выйдя из большой комнаты где происходила репетиция ансамбля я направился в концертный зал где должны были проводить репетиции танцевальная группа и военный хор с оркестром. Но дойти я не успел меня перехватило местное начальство пытавшееся на протяжении всего времени моего нахождения здесь вставлять мне палки, так как согласно приказу они все временно подчинялись мне.

— Товарищ политрук, товарищ Чуйко, подождите.

Они так профессионально перекрыли мне дорогу в концертный зал, что мне пришлось остановиться дабы не столкнутся с этой парой.

— Здравствуйте. Я вас внимательно слушаю товарищ батальонный комиссар.

Но говорить начал майор интендантской службы по совместительству главный дирижер с характерным носом (все музыканты- капельмейстеры почему то имели интендантские звания), фамилию его за все время так и не смог запомнить то ли Швеин, то ли Штеин, то ли еще как то.

— Товарищ политрук — это он подчеркивает что выше меня по званию — вы даете не реальные сроки, мы не можем выучить столько мелодий, люди работают по двенадцать часов, без выходных и все равно не успевают сыграться к первому числу, я слагаю с себя всякую ответственность. — Он трагически вздохнул, достал платок и стал вытирать сухое лицо поглядывая победно на меня.

— А со своей стороны я хочу сказать, — подал голос батальонный комиссар, — ваши песни возможно хороши но они не рассматривались не на одном худсовете, редколлегии я уже не говорю о критиках и устное разрешение на исполнение это все же не письменное. Не известно как тоже начальство отнесется к вашим песням после концерта. К тому же у вас нет не одной песни о партии и о товарище Сталине. Поэтому я тоже умываю руки.

— Ну что же товарищи СТАРШИЕ командиры спасибо за откровенность и предупреждение, опасения мне ваши понятны, я сам не так давно вышел из мест не столь отдаленных, а насчет песен то людям они нравятся и только ради этих песен они сейчас добровольно работают по двенадцать часов, я их не заставляю. На празднике народ будет нам худсоветом, редколлегией и критиком и он решит куда нас — поднять до небес или опустить в глубины земные. А насчет песен о партии и товарище Сталине, то я молодой еще, рано мне писать о таких людях как товарищ Сталин. И кстати я тоже работаю двенадцать- четырнадцать часов. Теперь извините меня, я очень тороплюсь.

Обогнув этих перестраховщиков, я наконец попал в зал где хор с оркестром исполняли песню Олега Газманова, Ты морячка я моряк, а на сцене девчонки в матросках исполняли что-то отдаленно похожее на, яблочко, хорошо так исполняли. Самое интересное, происходило в зале, он был полон!!! В зале были военные, гражданские и стайки вездесущих мальчишек и девчонок, какие-то рабочие и работницы, одним словом представители всех людей проживающих в Ленинграде. Но самое удивительное было в том что было тихо- тихо. Оправившись от первоначального шока я быстрыми шагами направился на сцену, дождался окончания песни и подойдя к оркестру замахал руками и громко объявил перерыв на десять минут, затем вышел на середину зала и попросил всех посторонних покинуть зал. А нечего мне тут сюрпризы для концерта портить. Что тут началось: возмущенные выкрики, свист пацанов, галдеж. Ко мне подошли несколько военных, в званиях комбриг, комдив и пару полковников, даже какай-то морской чин с полосками на рукаве но без петлиц бог его знает в каком он звании и дружно попытались поставить меня по стойке, смирно, Пришлось выкручиваться, говорить что ИХ я не могу выставить, что ОНИ могут присутствовать на репетициях, а вот всем остальным вход будет закрыт дабы не отвлекать и не нервировать артистов. За пояснениями почему я так поступаю пускай обращаются к командующему Ленинградским военным округом комкору Хозину. После этого заявления вопросы ко мне сразу пропали, испросив разрешения удалиться я быстренько слинял за кулисы где и столкнулся нос к носу с Сеней.