Александр Михайловский - Жаркая осень 1904 года

После пятичасового чаепития, которое на самом деле заканчивалось в половине шестого, а порой и в шесть, император снова шел в Готическую библиотеку, где проводил рабочие встречи и разбирал документы. Потом, ровно в двадцать ноль-ноль, следовал легкий ужин, как правило, наедине с супругой, после чего императорская чета удалялась в спальню, где со всем молодым пылом, примерно до полуночи, занималась важным государственным делом – пыталась зачать наследника, да и просто доставить друг другу приятные минуты, После чего молодые отходили ко сну, а на следующее утро все начиналось сначала…

Но сегодня привычный режим дня императорской семьи оказался сломан. После второго завтрака, ничего не сказав супругу, Мария Владимировна приказала подготовить бензиновый катер, который отвез ее туда, где на якоре стоял плавучий госпиталь «Енисей». Вернулась она в Зимний дворец к полудню и тут же направилась в Готическую библиотеку к мужу.

– Михаил-сама, – сказала она супругу, когда библиотеку покинул очередной посетитель, – я была у доктора на «Енисей» и проверила свои подозрения. Все подтвердилось, Михаил-сама, я беременна уже шесть недель, и у нас скоро будет малыш. Вот. Через месяц доктор возьмет анализы и скажет – кто у нас будет – мальчик или девочка.

Надо ли говорить, что все прочие дела в этот день были заброшены, а в Зимний дворец на совещание собрались самые близкие к императору люди. Ведь пока у него нет законного наследника, будущее династии и самой империи находится под угрозой, ибо все прочие, способные наследовать ему, страшно далеки от интересов государства. К тому же они обладают такими зыбкими правами на трон, что, в случае внезапной смерти Михаила, между ними наверняка вспыхнет свара, которая перерастет в кровавую смуту.

Лучшим выбором из всех худших в таком случае мог бы стать Сандро. Но его место в очереди на трон было строго за печкой. Сын последнего сына императора Николая I мог получить трон только в том случае, если внезапно вымрет весь клан Романовых, в том числе и три его старших брата: Николай, Михаил и Георгий.

Выходом могло бы быть «урезание» императорской семьи вплоть до потомков императора Александра III. Но тогда будут иметься в наличии только четыре наследницы – дочери императора Николая II. Препятствием к такому решению была скрытая гемофилия, которую они, возможно, унаследовали от своей матери. И законно отстранить дочерей Николая от престолонаследия, чтобы вывести вперед потомков Ольги или Ксении, без доказательств наличия гемофилии у всех четверых никак не получится, не говоря уже и о том, что за спиной каждой из девочек может собраться своя дворцовая клика, которые вступят между собой в непримиримую вражду. В этих условиях рождение у императорской четы сына или дочери (но все же желательно сына) отводило риск возможной смуты из-за престолонаследия в область гипотетической псевдореальности.

10 сентября (28 августа) 1904 года.

Петербург. Конспиративная квартира ГУГБ

на Кирочной улице, дом 48.

Глава ГУГБ Тамбовцев Александр Васильевич

– Это страшные люди, ваше превосходительство, – агент, которого я внедрил в боевую организацию эсеров-максималистов, был взволнован и даже не пытался скрыть свое волнение.

А ведь мне рекомендовали его как самого смышленого и хладнокровного сотрудника Нижегородского охранного отделения. «Сосватал» этого парня мне Михаил Игнатьевич Познанский, воспользовавшись своими «фамильными» связями – его отец служил начальником Нижегородского губернского жандармского управления. Нам нужен был агент, который ранее не засветился ни в Питере, ни в Москве. Очень хотелось, чтобы никто, даже случайно, не заподозрил в нем агента охранки.

Когда Никита – так звали агента – прибыл в Санкт-Петербург из Нижнего Новгорода, я тщательно проинструктировал его перед тем, как вывести на людей, хорошо знающих Михаила Ивановича Соколова – лидера эсеров-максималистов. Среди своих единомышленников Соколов был более известен как Медведь.

– Главное – не суетись и не спеши, – говорил я Никите. – Помни, что эсеры должны понять, что ты нужен им, а не наоборот. Прикидывайся недалеким увальнем, который своей головой старается не думать, предпочитая слушать тех, кто умнее его. Я думаю, что как волжанин – главарь максималистов был родом из Саратовской губернии – Медведь будет испытывать к тебе определенные симпатии. Как-никак земляк. Но ты старайся поменьше рассказывать о себе – случайно можно проговориться и сказать лишнее. Сам в террористы не лезь – тебе это не надобно. Помни – Медведь очень любит проверять своих боевиков, предлагая им для начала убить какого-нибудь городового или сотрудника охранки. Если ты не сможешь это сделать, то тогда убьют тебя. В этом отношении у них очень строго. Если боишься – скажи мне сразу, – я в обиде не буду. Мне нужен человек, который сделает свое дело без дрожи в коленках. Так что в случае твоего отказа я зла на тебя держать не буду, а просто снова отправлю в Нижний. Ты же о нашем разговоре должен забыть навсегда.

– Не беспокойтесь, ваше превосходительство, – Никита прямо и смело смотрел мне в глаза, что мне понравилось – не хитрит и не пытается изображать рвение и старание, – я этих иродов никогда не боялся, думаю, что и сейчас не испугаюсь. Вот вам истинный крест, – он размашисто перекрестился.

– Ну, что ж, Никита, тогда слушай и запоминай. Медведь и его банда готовят покушение на министра иностранных дел Российской империи господина Дурново. Ну, и возможно, на кое-кого повыше…

– Неужели на государя-императора? – удивленно охнул Никита. – Вот ведь злодеи какие!

– Действительно, они злодеи, которых свет не видывал, – согласился я. – Человека для них убить – что муху прихлопнуть. Потому я и прошу тебя поберечься. Значит, так. Мы подготовили для тебя рекомендательное письмо от одного из ваших нижегородских эсеров. Тебе фамилия Долгополов известна? Нифонт Иванович Долгополов – он в ваших краях, как я слышал, птица высокого полета среди социалистов-революционеров.

Никита, услышав знакомую фамилию, кивнул мне.

– Как не слышать – слышал. Он вроде в Канавине в больнице работает старшим врачом.

– Все правильно. – Я достал из своей рабочей папки конверт с письмом. – Так вот, наши люди, хорошо знающие его почерк – ведь врач столько всего пишет за день, – подготовили от его имени весточку для Медведя. В ней Долгополов передает ему привет и рекомендует тебя как идейного эсера, за которым начала ходить местная охранка. Потому-то тебе срочно и понадобилось уехать из Нижнего. Ну, а ты в разговоре с Медведем невзначай скажи ему, что в Питере тебя приютил твой двоюродный брат, который работает в Новой Голландии истопником. Дескать, печки топит, дрова колет и, что самое главное – имеет доступ практически во все помещения. Сейчас, летом, он ремонтирует некоторые помещения Новой Голландии – где-то подкрашивает, где-то штукатурит. Потом ты пожалуйся, что брательник твой страшный скупердяй, и что он готов за копейку удавиться. Мол, собирает по рублику, чтобы скопить деньжонок побольше и уехать домой в Нижний. Хочет он там начать свое дело. Купцом стать или хозяином лавки.