Юрий Москаленко - Берсерк забытого клана. Книга 1. Руссия магов

– Благодарю Вас, от всего сердца, – я отдал дань уважения магистру, произнося слова благодарности со всем почтением, на которое только способен. – Обязательно воспользуюсь вашим советом и буду спать всё свободное от процедур время, и приступлю незамедлительно.

Прощание прошло довольно обыденно, они вышли с Софьей Павловной, тоже магистром, судя по должности, тут иначе не бывает.

Через минуту вернулась сиделка и тихонько заняла своё место в изголовье кровати, а меня одолела жуткая усталость с желанием немедленного сна. Нет нужды сопротивляться, так что я поддался и задремал с мыслью о новом открытии и радостью, от просмотра плетения Руны Жизни Магистром…

Вскочил, напугав сиделку, от всплывшего видения и принялся вспоминать навеянное сном. Не могу предугадать, что послужило толчком к абсурдной идее, показавшейся реальной и вполне возможной к воплощению из-за моих скудных познаний в области магии. Как говорится, «не зная о невозможности – проще делать открытия». В этом случае тормозов ведь в башке нет!

А мысль проста и сложна одновременно. Нужно пересмотреть само создание рун и вместо плетения попробовать построение. Вот так, хочу, и всё, помня о своих способностях в начертательной геометрии! Ну, вот люблю я точность линий и фигур. Так. Нужна тетрадь и срочно!

– С вами всё в порядке? – сиделка не выдержала созерцания моего бегающего взгляда. – Позвать лекаря? Может, принести что-нибудь, а может, подать утку?

До меня не сразу дошёл смысл последнего вопроса. Я реально подумал о птице, да вообще, о чём угодно, но не о сосуде, предназначенном для справления нужды. А когда дошло… Ой, мама моя дорогая!

– Что? Не-не, не надо мне этого! Вот совсем, – я выпучил глаза на смущённую сиделку, смотревшую именно туда, где собственно сосуд и размещают больным. – Эм, – я подтянул одеяло, – а как имя у любезной?

– Марфа, – она отвернулась, смущаясь.

Девушка потеребила край медицинского одеяния, некую смесь платья с халатом, причём, приталенным, и поправила апостольник, потом ещё больше покраснела, дав мне пищу к размышлению – уж не устанавливала ли она мне это туда, пока я в отключке валялся? Но спрашивать нет желания.

– Я пока не хочу, но чуть позже обязательно расскажете, куда мне направиться, чтобы не причинять беспокойства вам, да и мне не гореть от стыда, – я улыбнулся, оценивая её реакцию.

– Ну, вам же нельзя вставать? – удивилась. – Рано, да и директор, Софья Павловна, прогневается на меня.

Она испуганно оглянулась, словно боясь быть услышанной.

– А мы ей не скажем, ладно? – я попытался придать голосу уверенность и спокойствие, мол, ничего страшного не будет и тайна моего самостоятельного похода до ветру останется между нами.

– Как скажете, – она почти успокоилась. – Но если совсем невмоготу, то скажите, я придумаю что-нибудь, выйду там, или…

– Не-не! Сделаем так, как я говорил, – поспешил отмахнуться от такой перспективы. – Всё будет нормально!

Пауза с обоюдным смущением мне не понравилась.

– А вы тут работаете? – я предпринял попытку смены темы.

– Нет, дежурство несём, – она тоже обрадовалась, – все абитуриентки проходят практику, это входит в программу обучения в Академии.

Я почесал затылок и обрадовался, что в очередной раз не вляпался, потому как, выходит, что это совсем не простушка какая-нибудь, а тоже аристократка, ну, или из семьи близкой к высшему обществу.

– Прекрасно! Это, безусловно, очень важная практика! – сказал я эмоционально, без тени сомнений. – Вдруг кто-то будет нуждаться в неотложной помощи, а вы её и окажете…

Кто-то вовремя постучал в дверь, прервав неудобную беседу, и мы облегчённо вздохнули. Марфа впустила визитёра, и в палату ворвался умопомрачительный запах жареной птицы, копчёностей и свежайшей сдобы. Мне даже и в голову не пришло предположить что-то иное, кроме прихода сердобольной Ксандры.

– Ай-я-яй! – кухонная магистретта всплеснула руками, занятыми корзинками. – А похудел-то как! Изголодал на казённых харчах, вон, аж круги под глазами!

Не интересуясь более ничем, молодая женщина прошла к моему изголовью и начала выкладывать вкуснятину на полированную столешницу тумбы. Сиделка замерла с открытым ртом, не в силах пресечь её действия. Слюноотделение и появление аппетита не заставили себя ждать.

– Сколько шуму ты наделал, а я всё переживаю, – Ксандра затараторила, отламывая нежный кусок от грудинки птицы, – такой ажиотаж, столько спрашивающих в таверне. А какой приток клиентов!

– Ксандра, давай по порядку, я тоже соскучился! – жалобно проговорил я, со слезами голодного крокодила глядя на зажаренного гуся. – Ну, всё уже, всё. Видишь, я жив и иду на поправку, вот и Магистр Жизни Владлен так считает! Правда же, Марфа? – глянул на девушку, в надежде на поддержку.

– А-а? А, да, да именно так, – сиделка вышла из состояния офигевания.

Отделавшись от первого приступа шока, Марфа кивнула и, подойдя, помогла мне принять более вертикальное положение, взбив подушки и подтянув меня выше. Она четко осознала, что с посетительницей бороться без толку, и я буду накормлен принесённой снедью в любом случае. Болевые ощущения в груди заставили скривиться, но я быстро взял себя в руки. Нет желания расстраивать гостью своей немощью и ранением.

– Ну вот, теперь рассказывай последние новости! – я с удовольствием откусил нежного мяса, пахнущего дымом и ещё горячего. – И подай вон ту булочку, – глянул на румяную выпечку, в мгновение перекочевавшую в мою руку, – ой, спасибка тебе, Ксандра!

Отдышавшись, сердобольная Ксандра, наконец, села на стул и более спокойно осмотрела меня. Я прочёл столько переживаний и заботы в этом взгляде, что мне стало неудобно. Кем она меня считает по отношению к себе, другом? Но так на друга не смотрят.

– Пока прорвалась сквозь оборону больничных, чуть не растеряла припасы, – посетовала, как бы невзначай, – новостей масса, уф-ф! Расскажу сейчас, – она замахала на себя полотенцем, бесцеремонно взятым с моей подушки.

– Я с удовольствием выслушаю, – кивнул я, жуя и присматриваясь к копчёной колбаске, домашней и аппетитной, впрочем, как и всё, что проходит через готовку Ксандры.

Девушка поправилась и стала совсем молодо выглядеть, когда с лица спала тень заботы. Вот сколько ей? Двадцать семь, двадцать пять или восемь? И спросить-то никак, получается некультурно вовсе. Да ладно, одно ясно – заботы и готовка добавили ей пару лет к внешности, и это абсолютно точно. И о чём я вообще думаю? Совсем изголодался что ли?

Пока эти грешные мысли заполняли голову, я обратил внимание и на сиделку. Марфа, слышавшая об инциденте у Харчевни, навострила ушки и стала олицетворением самой внимательности, не скрывая и не маскируя интереса.