Олег Кожевников - Государь [litres]

Так что вполне вероятно, что как только корпус завязнет в боях в месте прорыва германцев, противник нанесет не менее мощный удар в полосе 11-й армии. А я обещал Сахарову, что в случае наступления противника в полосе его армии в штаб корпуса сообщат об этом по радиотелеграфу, и не менее бригады кавалерии тут же выступит ему на помощь. Подводить командующего 11-й армией было нельзя. Кровь из носа, а бригаду в 11-ю армию послать было необходимо. Вот я и начал выполнять это обещание. И решил послать не бригаду, а целую дивизию, а именно Туземную. Не поверил я Клембовскому, что противник бросил все силы на прорыв обороны 8-й армии. У немцев хорошо поставлена агентурная разведка, и они хорошо знают, что тот район буквально напичкан русскими войсками, и успешное наступление с далеко идущими целями вряд ли возможно. На относительно небольшом участке фронта сосредоточено три армии (3-я, 8-я и Особая армия). И в случае крупного прорыва армии будут друг другу помогать. Это Клембовский знал о разложении наших солдат, что они стали нестойкими и могут, выдержав пару-тройку атак, потом, плюнув на всё, дезертировать, оголив фронт. А немецкие генералы наверняка получали доклады о моральном состоянии противостоящих им войск, но будучи военными профессионалами, они не могли все яйца складывать в одну корзину. Тем более германские генералы знали, с каким ожесточением всего пару месяцев назад русские солдаты атаковали Ковель, да так, что этот важный стратегический пункт еле-еле удалось удержать. С чего бы этим хорошим воинам суметь за два месяца так разложиться, что при виде немецких солдат броситься наутек, оставив свои позиции. Эти соображения и заставили меня направить Туземную дивизию в полосу 11-й армии. С Сахаровым было согласовано место, где 2-й кавалерийский корпус мог концентрировать свои силы в ожидании массированных атак неприятеля.

Решение о передислокации Туземной дивизии было связано с тем, что я хотел продолжать осуществлять свой план, несмотря на желание командования фронта. Может быть, я был неправ, и такие профессионалы, как начальник штаба фронта и его командующий, знали лучше об опасности мощного удара германцев в районе Ковеля, но я все-таки жил в будущем и знал, что никакого грандиозного наступления противника не будет. К сожалению, история Первой мировой войны прошла мимо меня. Сейчас я об этом очень жалел. Но как бы то ни было, о событиях, повлиявших на историю, я знал больше Клембовского и военного гения Брусилова. А успешное наступление германских войск на юго-западном направлении однозначно осталось бы в истории. Я своим решением не направлять весь корпус на ликвидацию прорыва линии обороны 8-й армии в районе Киселин не нарушил историю, ведь мне было известно, что полнокровная Туземная дивизия через месяц будет направлена на помощь Румынскому фронту. А если бы она приняла участие в контратаках в районе Киселин, то потери бы не позволили направить ее на другой фронт. Так что у меня было обоснование частичного игнорирования распоряжений, исходящих из штаба фронта. Направляя Туземную дивизию в полосу 11-й армии, я действовал не просто так. Это была своеобразная перестраховка, на случай если разум совсем покинет руководство фронта. Если в штабе фронта узнают, что на отражение наступления германцев вышел не целиком 2-й кавалерийский корпус, а только небольшая часть его, то наверняка последует уже жесткий приказ направить все силы на отражение наступления германцев в полосе 8-й армии. Если я собираюсь на место боев, то противодействовать этому приказу не смогу, а Юзефович однозначно выполнит это распоряжение штаба фронта. А если Туземной дивизии не будет в Житомире, то немедленно направить ее на явно проигрышную операцию не получится. Так же, как не получится быстро собрать 6-ю Донскую казачью дивизию. Даже если бы я пожелал, не смог бы это сделать. Только вчера дивизия приступила к разработанной мной программе обучения. Смысл ее заключался в отработке полками самостоятельных действий. То есть полки должны были скрытно совершать стоверстные марши, а потом учебный бой по захвату охраняемого объекта. Думаю, даже сам командир Донской дивизии вряд ли бы нашел свои полки, совершающие скрытный марш. Когда учения закончатся, полки, конечно, найдутся, но я надеялся, что к этому времени паника по поводу наступления противника в полосе 8-й армии закончится и решения штаба фронта станут более разумными. И снова вступит в действие мой план, согласованный с Брусиловым.

Успокоив таким образом свою натуру, привыкшую в НИИ Мозга к подчинению начальству, я со спокойной совестью начал выполнять поставленные перед собой задачи. Можно было не терять времени на вызов командира Туземной дивизии к себе в кабинет. Юзефович, после разговора с Клембовским, пригласил генерала Багратиона в штаб корпуса. Знал мой начальник штаба, что я после разговора с Клембовским начну ставить задачи, и в первую очередь командирам дивизий. Прибыл в штаб и командир 9-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант князь Бегильдеев. Не было только командира 6-й Донской казачьей дивизии. И думаю, в ближайшие сутки его найти будет проблематично. Слава богу, дончаки соблюдать скрытность умеют, и вестовой с докладом о ходе учений должен был прибыть завтра. Правда, в экстренном случае я мог связаться с командиром дивизии в течение двадцати минут – искровая радиостанция имелась в полевом штабе генерал-лейтенанта Пономарева. Но я не собирался этого делать, а сам Георгий Логгинович ни за что не будет нарушать легенду учения. Дивизия должна исчезнуть для всех и объявиться только через сутки, захватив пять условно охраняемых объектов. Условно, так как там кроме наблюдателей, направленных штабом корпуса, естественно, не было никакой охраны. Но зато наблюдатели были опытные, и нужно было постараться, чтобы операция по захвату объектов прошла гладко.

Следующие полчаса у меня заняли беседы с командирами дивизий. Хорошо, что они опытные генералы, не приходилось разжевывать им каждую мысль. Багратион все понял с полуслова, обещал выступить через два часа и до прибытия в 11-ю армию для всех исчезнуть. И позже выполнять только мои приказы, поступающие по радиотелеграфу. Если они не поступят, то действовать согласно планам рейдовых операций, не обращая внимания на прорывы позиций 11-й армии. С Бегильдеевым разговор получился более обстоятельный и длинный. Ведь оставшиеся после ухода бригады Мошнина части дивизии я хотел брать с собой. И нужно было обговорить порядок движения. Договорились, что первыми через час выступит 5-я рота самокатчиков, она займется разведкой и боевым охранением. Через час выступит 9-й кавалерийский стрелковый полк, затем 1-я бригада генерал-майора Кузьмина-Короваева. Вместе с бригадой будет двигаться и штаб дивизии. За бригадой пойдет 9-й конно-артиллерийский дивизион и обозы. Замыкать и охранять обозников будет 8-я рота самокатчиков. Я буду двигаться в колонне мехгруппы, сразу за разведчиками. Обговорив все это, мы с Константином Сергеевичем расстались. Князь направился в свою дивизию, ну а я, сопровождаемый Первухиным, в место расположения мехгруппы. Естественно, не пешком, а с шиком на «Форде» спецгруппы. По пути поставил задачу ставшему командиром спецгруппы и одновременно водителем Максиму. А когда приехали на место, поручил ему доставить Первухина ко мне в особняк, чтобы тот забрал там все продукты, оружие и кое-какие личные вещи.