Олег Кожевников - Государь [litres]

Сил было мало, и вся наша мыслительная деятельность заключалась не в разработке грамотных в военном отношении мер отражения вражеских ударов, а в планировании хитроумных засад и растягивании немногочисленных подразделений по громадному фронту. Задача была неподъемная, поэтому главная цель кавалеристов, выдвинутых вперед вдоль железных дорог, была разведка и разрушение железнодорожных путей в том случае, если всадники заметят приближение эшелонов с воинскими формированиями. Первоначально возникшая мысль уже сегодня начинать разрушать железнодорожные пути и мосты на дорогах, ведущих из Ковеля, нами была отвергнута. Ведь только по железной дороге могли прибывать подкрепления, направленные нам Брусиловым. Да много было естественных вещей, которые стоило бы сделать, если требуется встать в глухую оборону – например, взорвать к чертовой бабушке все мосты на подходах к Ковелю. Но мы это даже не рассматривали – никто не хотел сидеть в глухой обороне, не для этого мы брали Ковель. Я и Багратион рассматривали город как прекрасную возможность перехвата стратегической инициативы у противника. Обладая этим стратегически важным городом, русские войска могли реально вонзить нож в сердце Австрии и Германии и изменить этим всю историю мира. Наша работа с перерывом на ужин продолжалась до поздней ночи. Пока не отработали все варианты действий, мы не разошлись. Тем более мне не нужно было искать себе резиденцию. Шикарная спальня, которую уже обихаживал Первухин, находилась в этом же доме, выше этажом.

Утро не принесло хороших новостей, а именно того, что, несмотря на бушующие в электромагнитном поле возмущения, удалось провести хотя бы коротенький сеанс связи со штабом фронта. Да и штаб 8-й армии, который находился гораздо ближе, был недоступен для нашей маломощной искровой радиостанции. Оставалось надеяться на дедовский способ – на офицеров связи, направленных ночью в штаб Каледина, с моим отчетом Брусилову и просьбой срочно оказать помощь в обороне Ковеля. А дошла ли хоть одна группа до штаба 8-й армии, было неизвестно. Я на всякий случай предположил, что ни одной группе не удалось выйти в расположение русских войск. И корпусу в одиночку придется отстаивать Ковель. Из-за этого развил бурную деятельность. Во-первых, по формированию из пленных русских солдат пехотных подразделений. Конечно, я непосредственно не занимался формированием новых полков или проверкой лояльности бывших военнопленных. Но пропагандой с призывом добровольно вступать в формирующиеся полки занимался именно я. Кто еще, кроме брата императора мог просить солдат, уже пострадавших в этой проклятой войне, послужить России-матушке. Мы на своеобразном военном совете с Багратионом решили, что формировать новые полки нужно только из добровольцев. Вот я и старался, чтобы из этих добровольцев сформировать хотя бы три полка. И как ни странно, почти каждый второй бывший военнопленный вступал в эти новые формирования. Не знаю уж почему – или отношение австрийской охраны к пленным побуждало их мстить своим мучителям; или то, что сам брат Николая II призывает помочь родине в эту лихую годину. А может быть, имел место и материальный интерес – каждый доброволец получал подъемные и обещание великого князя после войны помочь каждому добровольцу обустроить свою жизнь. На обещания многим людям было, может быть, и наплевать – им многие что-то обещали, но вот выдача подъемных придавала моим словам большую силу. Практически все кроны, добытые Первухиным из сейфа командира австрийского укрепрайона, пошли на эти самые подъемные. Кроме агитационной работы я занялся не менее затратным делом – по старой памяти инициировал строительство в депо Ковеля двух блиндобронепоездов. Деньги на создание этого выхлопа мысли человека из XXI века я взял из средств, которые отбили у австрийцев джигиты Туземной дивизии.

Мой бывший адъютант Марат Алханов командовал операцией по взятию здания филиала крупного австрийского банка. Естественно, он действовал по заранее разработанному плану. И этот филиал банка я лично включил в первоочередные объекты, которые нужно захватить. И все из-за разговоров, которые ходили в среде всадников, да и офицеров Туземной дивизии. Многие джигиты надеялись, что по традиции Ковель должны отдать им на разграбление на три дня. Наверное, это сидело у кавказцев в крови. У них-то сидело, а мне такая дикость была совершенно не нужна. Требовалось после овладения Ковелем обеспечить лояльность местного населения и доброе отношение к Русской армии. Наверняка, если дать волю джигитам, будут многочисленные жертвы среди мирных жителей и масса изнасилованных женщин. Как этого избежать? Мне пришла мысль, что требуется заплатить нашим бойцам, участвующим в штурме Ковеля такие деньги, чтобы у них даже мысли не возникало кого-нибудь ограбить. Чтобы денег было в избытке и на продажных женщин, и на покупку подарков для своих родственников. А у кого эти деньги взять? Естественно, у побежденных австрийцев. Поручить эту ответственную миссию Марату Алханову у меня не было сомнения. В долговременной памяти Михаила образ его бывшего адъютанта был овеян абсолютным доверием, и великий князь был уверен в исключительной честности и исполнительности этого человека. Одним словом, великий князь поставил на денежные дела своего человека и не прогадал. После взятия Ковеля не только всадники Туземной дивизии, но и любой кашевар корпуса начал получать довольно значительные суммы. Правда, они были в австрийских кронах, но в городе и его окрестностях местные торговцы и прочий люд с большим удовольствием принимали эти денежные знаки. Как человек, родившийся в XXI веке, я понимал, что вскоре крона будет обесценена, но три дня-то мои подчиненные могут чувствовать себя богачами. В долговременной памяти Михаила были картинки улиц городов, недавно взятых русскими войсками в ходе Брусиловского прорыва – пустые улицы, закрытые рынки и даже кабаки. А в Ковеле все было по-другому – как будто в городе шел карнавал. Толпы лотошников кидались со своим товаром к любому русскому солдату – даже джигитов в лохматых папахах не боялись. Да и барышень на улицах было много. А если ты видел остановившего свою лошадь джигита, то наверняка рядом находилась какая-нибудь мамзель. Так что жизнь в захваченном городе кипела, и мне это нравилось. Особенно то, что это происходило по существу за счет австрийцев. После нескольких таких дней местные куркули сами в окопы пойдут, чтобы не дать австрийцам выгнать из города таких замечательных клиентов.

На следующий день активность торговцев несколько увяла – клиентов стало гораздо меньше. Многие подразделения были выведены из города и направлены на намеченные мной и Багратионом позиции. В городе остались только охранная сотня, штаб Туземной дивизии, Ингушский полк в качестве резерва и мехгруппа. Радиосвязь так и не была установлена. Мы ничего не знали о положении дел на фронте. Тревогу в своей душе я гасил лихорадочной деятельностью по формированию полков из бывших военнопленных и строительству блиндобронепоездов. Кстати, экипажи их были сформированы тоже из бывших военнопленных. Командные должности, конечно, занимали офицеры корпуса. Офицеров на три полка и два блиндобронепоезда тотально не хватало. Тем более пехотных офицеров. И нередки были случаи, когда командиром роты назначался фельдфебель. А офицеры из артиллерийских дивизионов становились командирами батальонов или блиндобронепоездов.