Данияр Гафаров - Восход [СИ]

В первое время ему было очень тяжело. Поставили его сучкорубом. Это при его-то весе. Но благодаря этой работе, он очень быстро скинул этот вес. Хватило месяца. Он ещё долго удивлялся, как так получилось, что он себе ноги не порубил. Тогда он в первый раз взял в руки топор. Ох, сколько слёз он проглотил впервые пару недель, пока его руки не огрубели. Руки были похожи на незаживающие раны, тело всё болело и ныло. Ночами он не мог толком спать от болей, из-за того, что мышцы забила молочная кислота. Но время шло, тело привыкало к нагрузкам, и уже вполне нормально принимало на себя все тяготы непосильной работы. К концу месяца он уже уверенно орудовал топором. А ещё через месяц, его перевели в вальщики. Оценили его трудоспособность и упорность.

Из всех инструментов, для валки леса, у них были только пилы «Дружба 2», как называли между собой обычную двуручную пилу, и топоры. Что-то более технологичное им не давали. Может быть, не доверяли, а может это входило в курс перевоспитания. Но если посмотреть на то, сколько человек занималось этим одновременно, то что-то более технологичное им и не нужно было. За день, всем кто работал на валке леса, удавалось наготовить кругляка на пол состава.

И лес рубили не бездумно, всё подряд, а выборочно. Для этой цели ходил специально инженер лесного хозяйства, из тех же заключённых, и помечал стволы, которые можно было рубить. Молодняк не трогали вообще. А при валке, надо было положить ствол так, что бы, не повредить молодняк. В противном случае, можно было загреметь и в карцер, на недельку. То ещё местечко, надо сказать. После карцера на человека невозможно было взглянуть без слёз, но он отправлялся снова на работу, чему был безумно рад. Не тому, что надо было снова работать за пайку, а тому, что закончилось его заточение. Взглянув на такого после карцера, можно было сделать вывод, что кормили там очень плохо, если вообще кормили. Но умирать не давали. Людей тюремщики берегли. Для них это был ресурс, как лес, который валили заключённые. Вот и изгалялись вальщики, придумывали разные хитрости, что бы, не загреметь на отдых в карцер. И с точки зрения рачительного хозяина, поступали они правильно. После прошедших лесорубов, лес не напоминал собой проплешину с пнями, а выглядел как молодой, ухоженный лес. К слову, сухостой тоже убирали заключённые. Разве только пни не выкорчёвывали, не требовали этого надсмотрщики. И не боялись ведь охранники, что народ разбежится по лесу, потому как к каждому заключённому не приставишь надсмотрщика. А не боялись потому, что у каждого ЗеКа, был пристёгнут к ноге специальный массивный браслет, который передавал данные о местонахождении заключённого в данный промежуток времени. И снять его было нельзя. В этом случае срабатывала сигнализация у охранника, и такого заключённого быстро отлавливали. Что происходило с ним впоследствии — никто не знал, но больше его никто не видел. И желающих испытать судьбу — резко под сократилось.

Порядки в таких колониях тоже были очень строгими. Не было так, как это происходило сравнительно недавно. Не было мастей, которые не подчинялись режиму. Да и вообще каких бы то ни было мастей, не было как класса. Все заключённые были в одинаковом положении. Если такие попадались в колонии, то очень быстро их охрана равняла со всеми, либо просто уничтожали, при построенных на плацу ЗеКа. Их прислоняли к стенке и расстреливали. И даже если в такой момент кто-то из воров и пытался согласиться с режимом, его уже не слушали. У него был шанс, он его не использовал в полной мере, а теперь уже поздно. Благодаря такому режиму, в бараках, после работы, не происходило никаких разборок и попыток поиздеваться над ближним. У людей просто не оставалось сил для этого. Да и строгости режима на это не воодушевляли. Однажды случившийся инцидент, кончился для инициатора длительным сроком заключения в карцере, по выходе из которого, он прожил всего неделю. Не от истощения умер, попал под дерево. Не успел отскочить от бессилия. Карцер поспособствовал. Вот и не было желающих испытывать свою судьбу таким образом. Надо сказать, что многие из чёрной масти, кто попал в колонию за воровство, или просто из бандитских шаек, которым не повезло быть схваченными правоохранителями, изменились внешне и внутренне. Они уже и разговаривали как нормальные люди, безо всякой фени, да и плечо вовремя могут подставить. Потом, правда, удивлялись, зачем они это сделали, но раз за разом повторялась аналогичная ситуация. А потом они просто плюнули на это, и стали жить, как и все. Так оказалось спокойней.

На валке леса Лев Борисович проработал около трёх месяцев, счастливо избежав попадания в карцер из-за непрофессионализма, так называли момент, когда гибнул молодняк при валке. По истечении трёх месяцев его назначили перевозчиком хлыстов. Заготовленные хлысты, нужно было по одному перевозить по лесу в место сбора, туда, где могла работать тяжёлая техника, что бы произвести погрузку кругляка на машины. Перевозить лес тоже требовалось с большой осторожностью, искусно лавируя между молодняком и оставшимися пнями. Работа нелёгкая, но интересная. Перевозили на специальных маленьких тракторах. Цепляли за комель и тянули. Задачка непростая, учитывая, что молодняк не должен пострадать, но выполнимая. Их приучали к рачительности, и это приносило свои плоды. Заключённые постепенно переосмысливали суть своего существования. Охранники не наказывали своих подопечных за просто так, и это тоже вносило свою лепту в новый, открывающийся мир заключённых. Они постепенно поднимали голову, но на охранников смотрели уже не как на врага, а как на человека, выполняющего свою, отличную от них работу. Нет, друзьями они никогда не станут, но и относиться уже будут не как к врагу. Перестраивалась личность человека, пересматривался смысл существования, и это было именно то, ради чего всё это и делалось. И Лев Борисович Гольштейн, был одним из них.

Два молодых человека прогуливались по парку. В этот летний воскресный день в парке было множество народа. Прогуливались молодые мамы, толкая перед собой коляски и о чём-то беседуя между собой, резвилась детвора на детских площадках, гуляли молодые пары под ручку, сидели на скамейках старички и играли в шахматы, либо мирно беседовали, изредка бросая завистливые взгляды на молодых. У них-то ещё вся жизнь впереди, а у старичков близится к закату. Откуда-то заносило в парк ароматы выпечки и шашлыков. В этом парке было всё для отдыха людей, уставших от недельной работы. И погода этому способствовала. На улице было градусов двадцать восемь, но в парке была комфортная температура, этому способствовали лесонасаждения. Здесь можно было забыть на короткое время о городской суете. Совсем недавно этот парк, стал-таки популярным, для такого вот отдыха.