Геннадий Марченко - Возвращение [litres]

– Мистер Бёрд, вы можете присоединиться к соратникам, – кивнул Роуч на толпу, и я, наконец скинув плащ, спустился к зрителям, которые тут же принялись с улыбками жать мне руку и поздравлять со вступлением в братство клуба.

Среди них были и Гувер с Толсоном. Директор ФБР панибратски хлопнул меня по плечу:

– Поздравляю, мистер Бёрд, со вступлением в наше братство! Теперь у вас есть не только права, но и обязанности. Одна из них – ежегодный вступительный взнос в размере двадцати пяти тысяч долларов.

– Ого, – присвистнул я. – Неплохо у вас тут обдирают. У меня с собой тысячи три… Правда, есть чековая книжка.

– Это дело не срочное, главное – оплатить в течение года. Для вас, уверен, это не сногсшибательная сумма… Смотрите, сейчас будет продолжение. – Он кивнул на возвышение, где Роуч снова поднял руки, призывая к вниманию.

– А теперь, – заявил он, – позвольте объявить начало следующей, уже традиционной церемонии.

Народ вновь оживился, послышались одобряющие крики. А дальше я стал свидетелем ритуала жертвоприношения. Маленькая лодка пересекла озеро, подплывая к группе фигур, закутанных в робы с капюшонами, во главе которых стоял «первосвященник», он же Фредди Роуч. Затем лодочник передал им фигурку в виде человека, которую сначала повесили, а затем сожгли у подножия статуи совы. При этом на протяжении всего ритуала из скрытых динамиков раздавался зловещий голос. Не понял, почему это зрелище вызвало такой восторг у толпы, ну да пусть порадуются в кои-то веки. Детский сад какой-то!

В эту ночь никто не спал до рассвета. Народ бухал и веселился от души. Я после своих «похорон» тоже не мог уснуть, поэтому позволил себе расслабиться. Бухали мы на пару с Дэвидом Рокфеллером, который не имел ничего против бутылки качественного бренди. По пьяной лавочке он загрузил меня воспоминаниями о Второй мировой. Я тоже мог бы ему много чего рассказать о своём прошлом, но был не настолько пьян, чтобы делиться откровениями, за которые могу угодить на электрический стул. Либо пришлось бы нечаянного свидетеля под покровом ночи устранять, а мне этого не хотелось, так как Дэвид Рокфеллер показался вполне приятным парнем, совершенно без заносчивости и снобизма.

Гувер с Толсоном как-то незаметно исчезли, а появились в нашем шатре, когда я уже засыпал. Судя по их горящим глазам, между ними точно что-то было. Ну да это их дело, лишь бы меня в свои игрища не втягивали.

До обеда народ приходил в себя, а вечером публику ждало новое зрелище. На этот раз театральное с элементами извращения. А как ещё назвать тот факт, что канкан на сцене танцевали одетые в бабские наряды мужики? Причём не какие-то приглашённые артисты, а участники Богемского клуба, среди которых я разглядел пару весьма известных и влиятельных лиц. Незаметно отделившись от толпы, я сделал несколько кадров на свою шпионскую камеру. Мало ли, в хозяйстве пригодится.

За эти дни я на свою камеру наснимал столько компромата, что за него меня раз двадцать могли бы грохнуть нанятые правительством киллеры. Политики и бизнесмены, блюющие и мочившиеся где попало, – это только цветочки. В предпоследний день нашего отпуска я стал свидетелем акта мужеложества, когда некий конгрессмен, фамилия которого вылетела у меня из головы, на небольшой полянке, куда я забрёл в попытке наконец-то обрести уединение, сношал молодого проститута. Спрятавшись за толстенным стволом секвойи, я и это запечатлел на свою фотокамеру.

Интересно, «Богемская рапсодия» моей любимой группы Queen как-то связана с этим местом? Вполне может быть, что Фредди, известный своей нетрадиционной ориентацией, бывал в этих краях, вернее, будет, так как пока он ещё, пожалуй, совсем юн.

В заключительный день лагеря приезжие артисты устроили грандиозное представление в духе античной трагедии, после которой народ в очередной раз перепился до чёртиков. Гувер с Толсоном снова где-то пропадали, я же предпочёл пьянству крепкий сон. А потому, в отличие от некоторых, утром был как огурчик. Логично, что мне и доверили вести автомобиль.

По возвращении в Лас-Вегас я уже знал, что делать с компроматом. Первой мыслью было, что в своих СМИ, ясное дело, я ничего опубликовать не смогу, а вот советские газеты вполне могут выйти со скандальными текстами под рубрикой «Их нравы». Хотя фото, где конгрессмены блюют, ссут и трахают мальчиков, наша печать явно не опубликует. Впрочем, цензура любой цивилизованной страны такое не пропустила бы, в том числе американская. Поэтому вторая мысль была куда более зрелой. Что, если фото и негативы окажутся в руках наших спецслужб, которые таким образом получат возможность влиять на отдельных американских политиков и бизнесменов? Компромат во все времена таковым был и остаётся, я же просто умою руки. С камерой в руках в лагере меня никто не видел, а там народу было тьма, хотя, если начнут рыть, то моя кандидатура так или иначе всплывёт. Ну, как говорится, бережёного Бог бережёт. В итоге неделю спустя в условленном месте прошла передача пакета с фотографиями и негативами, которые я оставлять у себя не рискнул. За что, забегая вперёд, был удостоен благодарности лично товарища Берии.

В ответ я попросил: ежели будет такая возможность, переправить в США Марину Ладынину. Специально под неё наобещал проект совместного советско-американского фильма. По сюжету войска союзников освобождают концлагерь, в котором томилась героиня Ладыниной, скажем, Мария Петрова, и среди освободителей будет, например, некий капитан Джонс. Между ними вспыхивает любовь с первого взгляда, но им приходится расстаться. Заканчивается война, американец, всё ещё остающийся холостяком, начинает поиски русской возлюбленной. И в итоге выясняет, что она живёт в далёком алтайском (сибирском, уральском) селе, так же храня верность заокеанскому освободителю. Алтайские пейзажи легко можно снять в горах Колорадо или на Аляске. Добившись возможности приехать к ней без предварительного письма (как бы сюрприз) он находит Марию в тяжёлом состоянии. Она в больнице после того, как на неё свалилось спиленное дерево, позвоночник сломан, и врачи борются за её жизнь. Маша выживает, но оказывается прикованной к инвалидному креслу. Однако Джонс не бросает подругу, клянётся ей в верности и увозит в Штаты, на ферму, где живёт с родителями. А дальше любовь творит чудеса. Маша Петрова встаёт на ноги, рожает возлюбленному пару-тройку детишек… В общем, хеппи-энд!

Цель такого фильма – связать совместными проектами в кинематографии два народа, сделать их понятнее друг другу и ближе эмоционально. Я добавил в переданной связному записке, что без Ладыниной фильма не будет, и вообще все финансовые расходы я беру на себя. Правда, 50 процентов сборов в советских кинотеатрах перечисляются на мой счёт, иначе какой я на фиг бизнесмен?