Александр Михайловский - Герой империи. Битва за время

Она подняла руку и коснулась моей груди. Однако тут же отняла ее, отошла на три шага и замерла, не сводя с меня глаз. Таинственная, неземная полуулыбка освещала ее лицо. Затем она стала двигаться. Это не было танцем, но все же, наблюдая за ее движениями, я будто бы слышал внутри себя какую-то чудную мелодию. Она медленно поворачивалась, словно давая мне возможность полюбоваться собой. И когда она повернулась спиной, я с изумлением увидел ее хвост… Это, конечно, не могло быть для меня открытием, я знал об этой их особенности; но на голом теле хвост смотрелся по-другому, словно неся какой-то новый смысл… Плавно изгибаясь, он устремлялся вверх, к ее лопаткам. Тонкий, трепетный, с трогательной кисточкой на конце, он слегка подрагивал, и это было так… так завлекательно и чудно, так изумительно прекрасно…

А потом она стремительно приблизилась ко мне – и сладкий дурман, источаемый ею, окончательно лишил меня всяческой воли к сопротивлению. Он лишил меня также и всяческих сомнений, и я испытал облегчение и блаженство. Странным образом мои мысли потекли совсем не в том направлении, что раньше: теперь мне казалось, что я выполняю важное дело, даря ей свое семя… Прикасаясь к ней, проникая в нее, я наполнялся благостным осознанием того, что вношу часть себя во что-то необычайно великое… Что это было – колдовство или природное свойство этих удивительных представительниц серой расы? Не знаю. Но мне было хорошо. Лаская ее, я ощущал себя сильным, могущественным, бессмертным… Да, краем сознания я понимал, что после, возможно, вернутся мои прежние мысли о том, что меня использовали, но сейчас мне было все равно… Она извивалась в моих объятиях, она сладко стонала; и я знал, что доставляю ей истинное удовольствие. Это было главным. А все остальное… В конце концов, почему бы мне и вправду не подарить ей ребенка? Ведь я же смогу видеться с ним?

Я что-то шептал ей в неистовстве страсти; она была упругой и податливой, гладкой, сильной. И вправду в ней было что-то от “самки”. Ее раскованность, ее непосредственность… Она ничем не сдерживала свой порыв страсти. Все то, что для нас, обычных людей, было покрыто пологом стыдливости, для нее было здоровым и естественным. Сливаясь с ней своим телом, я в мучительной неге осознавал, что никогда не будет у меня больше такой женщины… И мне хотелось удержать ее, эту сладкую Ватилу, хотелось сделать ее своей и познать ее не только с плотской стороны… И все это было так неисполнимо, так несбыточно, что наполняло мое сердце отчаянной, но в то же время светлой тоской, и я на пределе счастья проживал каждое мгновение близости с ней… Она стала для меня неизгладимо ярким впечатлением, перевернула мой мир. Практичная, деловитая Ватила… Она оказалась горячей, страстной, и для меня уже ничего не значили ее слова о “детеныше”, после нашего соития я просто не мог не чувствовать, что между нами есть все же нечто большее, чем просто передача “генетического материала”…

* * *

30 июля 1941 года, около полудня. Лесной массив под Минском. Полевой штаб группы армий «Центр».

Присутствуют:

Командующий группой армий «Центр» – генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге;

Командующий 9-й армией – генерал-полковник Адольф Штраус;

Командующий 2-й армией – генерал-полковник Максимиллиан Вейхс;

И.О. командующего 4-й армией – генерал от пехоты Готхард Хайнрици;

Командующий 3-й панцергруппой – генерал-полковник Герман Гот.

– Итак, господа… – Новоиспеченный командующий группой армий «Центр» обвел внимательным взглядом командующих армиями. – Обстановка на настоящий день такова, что ОКХ и лично фюрер требуют от нас немедленного продолжения наступления, в то время как наступать мы не можем. Войска потрепаны после месяца непрерывных боев и нуждаются в пополнении людьми, техникой и боеприпасами. В то же время к войскам большевиков из глубины России непрерывным потоком подходят подкрепления. В ходе выполнения задач по плану «Барбаросса», при всех (несомненно, имеющихся) успехах, нам не удалось добиться главного – опередить большевистскую армию в развертывании и сорвать русским проведение мобилизации. Можно сказать, что в данном случае они отделались легким испугом; даже уже попавшая в окружение группировка смогла вырваться из двойных клещей, потеряв лишь половину личного состава и большую часть техники.

– Это полное дерьмо, – прямо по-солдатски высказался генерал Гот, – от моих роликов годными к бою осталась едва треть. Некоторые панцердивизии остались таковыми только на бумаге, ибо в их составе не имеется нынче ни одного панцера. Панцергренадер тоже убыло почти наполовину. Кто сказал, что большевики не умеют воевать? Черт побери! Они так грамотно отходят с рубежа на рубеж, устраивая засады и огрызаясь при малейшей возможности, что мы имеем с этой войны одни потери, а большевистские подвижные группы, не давая разгромить себя, постепенно отходят к основному рубежу обороны. При этом они без всякой жалости бросают свои подбитые и сломавшиеся панцеры устаревших образцов, всеми силами стараясь эвакуировать новейшую технику. А панцер «Клим Ворошилов», когда он исправен, в баках есть солярка, в башне снаряды, а внутри сидит опытный экипаж – это сущее исчадие ада, с которым не сравнятся панцеры французов и англичан.

– Вам, Герман, грех роптать, – тяжело вздохнул генерал Вейхс, – вы еще не сталкивались с самым страшным. Бедолагу Гудериана большевики при поддержке пришельцев и вовсе взяли в плен, предварительно вдребезги разгромив ядро его панцергруппы. Говорят, что в том районе отдельные немецкие солдаты, избежавшие смерти или плена, до сих пор выходят к нашим войскам из лесов, находясь в состоянии нервического шока. Уж такое сильное впечатление на них произвело оружие пришельцев и то, как русские панцеры ехали прямо по поверхности воды, будто по наведенным саперами переправам.

– Если бы не вмешательство этих самых пришельцев с небес, – проворчал генерал Штраус, то все могло пойти совсем по-иному…

– Ваши «если бы», дорогой Адольф, на хлеб не намажешь, – заметил фон Клюге. – В настоящий момент я только излагал реальность, которая дана нам в ощущениях. А она такова, как я сказал. Распоряжения фюрера гонят нас вперед – при том, что сломать большевистскую оборону у нас нет никакой возможности. Слишком велики потери в технике и живой силе, причем не только в боевых частях, но и в тыловых подразделениях. К тому же, железная дорога не будет действовать еще две-три недели, а шоссейные коммуникации находятся под постоянным воздействием бандитов. Из всего этого можно сделать вывод, что готовность к наступлению, при наличии поступления резервов и маршевых пополнений, у нас наступит не раньше чем через месяц, и это еще очень оптимистичная оценка. Что это означает, вы понимаете сами…