Александр Колосов - Гроза над Элладой [СИ]

— Что касается меня, — с пьяным смехом заявил Ритатуй Брети, — то я всегда мечтал командовать двухсоттысячной армией. Особенно если биться предстоит с имперцами.

— Я от такого войска не отказался бы тоже, — проворчал Якхикс.

Литапаст был разочарован, он надеялся, что старик возьмёт на себя риски кампании. Поэтому он выразил полную уверенность в непобедимости афинских воинов, но добавил, что если более опытные полководцы сомневаются в возможности одолеть захватчиков без привлечения фивян и фессалийцев, то ему, как новичку в стратегии, не пристало самонадеянно брать ответственность на себя.

В итоге, было решено ждать подхода союзников в обустроенном лагере.

А Кан вновь встретился с Аламом и занял пост в четверти километра от лагеря гоплитов, примерно столько же было до парных пикетов справа и слева. Наученные опытными преподавателями гимнасия, оба юноши на костры не оглядывались, а внимательно смотрели в противоположном направлении. Разговор довольно быстро прекратился — Алам изрядно приустал и скоро начал подрёмывать, усевшись на выпуклый свой щит и опершись на копьё, — и Кан окунулся в глухой ропот воинской ночи.

Возможно, это и позволило ему засечь неуловимое движение в глухой темени, он толкнул Алама и предусмотрительно зажал ему рот.

— Позовём подмогу? — спросил тихонечко.

— А, если показалось? — ответил Алам. — Засмеют ведь… Давай, подпустим поближе, сцепимся, и уже тогда…

Они присели, чтобы не так ясно маячить на фоне костров. И, когда до двух двигающихся сгустков темноты остались не больше десяти шагов, сыновья афинских оружейников метнули в них копья с оглушительным криком:

— Афины! Тревога! Тревога!

Ответом боевому кличу афинян был болезненный вскрик, и вражеские лазутчики помчались обратно. Но быстро убавили свою скорость — одного из них копьё чувствительно поранило в ногу, он не мог бежать во всю мочь.

— Уходи, — сказал ему напарник. — Это мальчишки, я их уведу в сторону, а потом по-быстрому прирежу и догоню тебя. Встретимся у двух кипарисов.

Он встретил Алама и Кана с мечом в руке, отмахнул в сторону их первые выпады и пустился бежать, забирая в сторону от линии отхода товарища. При виде спины противника Кан почувствовал прилив азарта и забыл об осторожности.

— Обходи его слева! — крикнул он Аламу и атаковал развернувшегося к нему лазутчика лоб в лоб.

Нанеся свой первый удар мечом врагу, Кан почувствовал в ответ не осторожный блок условного противника, как это бывало на занятиях в гимнасии, а встречный сильный удар, едва не выбивший клинок из его руки. Покрепче ухватив рукоять пальцами, он встретил вражеский выпад отводящим движением щита и рубанул атланта по плечу. Враг ушёл в сторону и пинком ноги отшвырнул Алама.

Услышав тихий издевательский смешок лазутчика, весьма довольного своими успехами, Кан пришёл в дикую ярость.

— Ах, ты, тварь имперская! На, держи! — зарычал он и нанёс сокрушительный удар сверху.

Удар был настолько силён, что бронза вражеского клинка затрещала, а враг охнул и свалился от страшного пинка в грудь, последовавшего за богатырским ударом. Подоспевший Алам прыгнул сверху и дважды вонзил в поверженного атланта свой меч. За этим занятием и нашли его взрослые ополченцы, прибежавшие на боевой клич юной стражи.

— Молодцы, эфебы! — похвалил их Адамант, вызванный на место события. — Кто врага уложил?

— Это я, отец! — выступил вперёд Алам, но тут же добавил. — Кан мне очень помог, без него я справился бы с этим негодяем не сразу.

— Получишь лавровый венок, — пообещал тысячник сыну и, обращаясь к Кану, сказал извиняюще. — Постараюсь добыть его и тебе, но, боюсь, что может не получиться. Передай Фидию и отцу, что я благодарю тебя за службу. А теперь марш на пост — кто его за вас охранять будет…

Взволнованные событием юные воины обсудили его во всех подробностях. Алам, тщательно вымывший обагрённые вражеской кровью руки, клятвенно пообещал приятелю, что даст поносить ему свою награду, когда вернутся домой.

— Давай и дальше вместе в дозор ходить, — предложил Кану достойный сын тысячника Адаманта.

Но Кан отрицательно помотал головой:

— Не, впредь я намерен идеально соблюдать воинскую дисциплину. Нарушать себе дороже выходит…

Вернувшись к костру, он попытался уснуть, но это не получалось — стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором тут же появлялось окровавленное тело атланта, бьющееся в агонии. Было не страшно, было противно. Кто бы мог подумать, что война такая грязная штука?! По рассказам отца и братьев, она представлялась Кану трудным, но славным делом. Что ж так мутит-то от этого славного дела?!

Он встал и пошёл искать себе собеседника. Все спали, как убитые, совсем, как убитые…

— Ты чего слоняешься, словно потерявшийся щенок? — донеслось вдруг с телеги сотенного обоза. — Подь сюда, эфеб.

На телеге обнаружился сотник Априкс, возлежавший на охапке травы, покрытой грубым шерстяным плащом. Он не спал, а просто лежал, щурясь на мерцающие угли костра.

— Что случилось, Кан? — спросил он, переводя добродушный взгляд на своего юного воина. — На тебе лица нет…

— Куда оно делось, интересно бы знать, — привычно сострил Кан, присаживаясь на телегу. — Мы с Аламом, дядюшка Априкс, сегодня в дозоре человека убили. Тошно мне.

— По-другому и быть не может, сынок, — сочувствующе проговорил опытный сотник. — Первый убитый запоминается навсегда. Ты мне вот что скажи, Канон, тебя что конкретно тревожит? Неприятное чувство того, что убил мыслящее существо, такого же человека, как мы с тобой? Или внезапно понял, что могли и тебя убить? Ты не пытайся изображать передо мной бестрепетного героя, сынок, подумай, прежде чем рот раскрывать. Помочь я тебе сумею только тогда, когда ты будешь со мной откровенным.

— Поверь, дядюшка Априкс, в мыслях не было тебя обманывать, — с тяжким вздохом ответил стремительно повзрослевший в эту ночь Канонес Норит. — Страха почему-то совсем нет, видно я весь в батюшку уродился. Гадостно мне, ощущение такое, будто в дерьме по самые локти вымазался. Я сегодня, дядюшка, войну возненавидел. Брезгую ей.

— Бывает, — помолчав, молвил мудрый Априкс, за долгие годы командования сотней навидавшийся всякого. — Ты прав, малыш, война и вправду грязное дело. Но необходимое. Чистка конюшни тоже не самое приятное занятие, но если хочешь, чтобы конь твой был здоров, делать это нужно регулярно. Ты скоро сам это поймёшь, когда посмотришь, что враг на твоей земле вытворяет. А пока просто поверь мне на слово — оборонительная война дело грязное, но святое, недаром её покровительницей считается дева Афина.

Они помолчали, глядя на крохотные язычки огня, пробегающие по углям.