Александр Колосов - Гроза над Элладой [СИ]

— Кто конкретно, и что подразумевается под словом «рейд»? — подал голос командующий афинской тяжёлой пехотой Якхикс.

Медис и Шат гордо выступили вперёд и встали в ряд с Каном:

— Командир, разреши, мы ответим сами, — промолвил Медис.

— Что? Совесть заела? Ну, валяйте, раз так, — великодушно позволил тот, делая приглашающий жест.

— Когда Канонес Норит прибыл в шатёр к стратегу Ритатую, мы были уже там, — начал Медис. — И, увидев его, мы наглядно поняли, что ожидает нас на этой войне. Да вы посмотрите сами, господа тысячники, и вы тоже всё поймёте. Он же в полном доспехе!

— И что? — усмехнулся Литапаст.

— Он-то в полном доспехе, — пояснил Шат, — а мы — в одних хитонах! У него и копьё, и меч чёрной бронзы, и железный кинжал, и дротики седого железа. А у нас ничего, кроме ножей. И означает это только одно — в первой же серьёзной битве наш командир, может быть, выживет, а мы точно поляжем все до единого!

— Вот Шат, — снова вступил в разговор богатырь Ойнейской филы, — и прикинул, что на поездку нам было выделено семь дней. Что за это время мы вполне успеем сгонять к Коринфу и набрать трофеев, пока атланты уверены, что наша армия стоит вдалеке. Мне не раз приходилось водить туда купеческие обозы, я дорогу и те места знаю досконально. Как вы думаете, господа тысячники, почему мы так уважаем нашего командира?

— Да потому, что ради своих подчинённых он согласился рискнуть! — выкрикнул Шат. — Он колебался, но когда мы объяснили ему, что нам тоже хочется выжить в драке с атлантами, он пошёл нам навстречу! Слово тебе, Канонес Норит!

И Кан рассказал всё. Или почти всё. О том, как его отряд пытался добраться до имперских дозорных. О том, что почувствовал он при виде огненного кольца, охватившего обречённый Коринф. О том, как он решился на проникновение во вражеский лагерь, как вокруг пальца обвёл Вилена Онесси и его тупых подчинённых. О том, как вырвался из вражеского лагеря и что его отряд делал потом.

Рассказ мальчишки захватил судей, только скептично настроенный Тенций да Литапаст недоверчиво кривились в усмешках.

— Рассказываешь ты занимательно, — с нескрываемой иронией признал верховный судья афинского войска, когда Кан закончил своё повествование под восхищённый ропот тысячников. — А где доказательства того, что всё это правда, а не сказка для доверчивых слушателей?!

Кан тут же повернулся к Гортензию:

— Скажи, сотник, сколько нас было, когда мы встретились?

— Восемь, — пожав плечами, недоумённо ответил тот. — Один был связан… А что?

Но командир разведчиков Ритатуя уже вновь смотрел в глаза Литапаста:

— А то, господа тысячники, что седьмым был десятник атлантской конницы, взятый нами в плен у обгорелого кипариса. Мы сдали его стратегу Ритатую Брети при возвращении в лагерь. И его можно допросить. Если нас обвиняют в дезертирстве, то доказательством нашей невиновности является как раз пленник. На фига пленник дезертирам? Мы вели его для того, чтобы он рассказал о численности и составе своей армии, о её командирах. Он должен был смягчить гнев стратега Ритатуя, приказ которого выполнить мы не смогли.

Одобрительное гудение тысячников ясней солнечного полудня показало, чью сторону они приняли. Кан широко улыбнулся своему обвинителю и добил его, добавив:

— А восьмым в нашем отряде был официальный представитель тирана Аристарха, посланный им к стратегу Ритатую.

— Почему именно к нему? — заинтересовался Эгей, давно уже не раскрывавший рта.

— На этот вопрос, великий басилевс, лучше всего ответит он сам, — с поклоном сказал младший сын Тенция Норита. — Кэм, покажись!

Раздвинув плечом бронзовые ряды своего десятка, Кэм вышел на площадку и встал рядом с Каном.

— Меня зовут Кэмас Даретид, великий басилевс! — представился он, отдав Эгею почтительный, но полный достоинства полупоклон. — В дружине коринфского тирана я заслужил прозвище Счастливчик. Наверное, именно поэтому мой повелитель и назначил меня своим представителем на выборы архистратега союзного войска. Вот моя верительная грамота, — и он поднял над головой скрученный в трубку пергамен с двумя висящими на нём печатями. — На твой вопрос, великий царь, ответ очень прост — я был послан к стратегу Ритатую Брети потому, что коринфяне хотят, чтобы именно он стал архистратегом. Коринф за Брети! Аристарх доверит свои войска только пророку. И я свидетель того, что отряд Канонеса Норита храбро и умело бился с захватчиками, я знаю, что человек, пробравшийся к стенам моего города, назвался именем того, кого стратег Литапаст пытается засудить. Господа тысячники, моим землякам дышать стало легче, когда Кан Норит передал нам, что афинское войско идёт на помощь! У меня всё.

— А у меня нет! — внезапно раздался пьяный голос Ритатуя. — Насколько я понимаю, суд тысячников этого раздолбая отпустит безнаказанно, но я настаиваю, чтоб он понёс ответственность за то, что его командир двое суток умирал от жажды! А ведь я на него так надеялся!

— Что ты хочешь, стратег? — спросил Эгей своего перспективного полководца.

— Как его командир на тот период — мне его, между прочим, направили официально, я желаю влепить ему десяток розг в моём шатре и в присутствии моей охранной сотни.

— Почему в присутствии сотни? — растерянно вопросил Кан.

— А чтобы пресечь их шуточки у меня за спиной!!! — обиженно заявил командующий обозом. — Мало того, что я у них на глазах от жажды маялся, так ещё тот, кто это со мной проделал, безнаказанным остался. Кто после такого мои приказы начнёт выполнять, я вас спрашиваю?! В общем, присудите мне право на расправу.

Басилевс переглянулся с Якхиксом, бросил взгляд на Тесея, на представителя коринфского тирана…

— Я думаю, это требование справедливо, господа тысячники, — обронил он величественно.

— Розги моему младшенькому не помешают, — поддержал своего басилевса принципиальный тысячник Тенций Норит.

— А я, как верховный судья военного времени, требую за превышение своих полномочий, приведших к страданиям его непосредственного командира, ставить подсудимого в первый ряд во всех сражениях этой войны, — добавил Литапаст, язвительно ухмыляясь в лицо Кану и его друзьям. — Раз уж он такой великий герой…

— Для Норитов это не наказание, а честь. Спасибо тебе, стратег, — снова подал голос Тенций, и тысячники поддержали коллегу одобрительным гомоном.

С судебной площадки Нориты вслед за Ритатуем переместились к шатру командующего обозом, где, к полнейшему изумлению Кана их уже поджидал наиболее яркий представитель поэтичного фракийского народа с двумя розгами в могучих руках.

— Ты чего это тут примостился, Орфей? — опасливо полюбопытствовал подсудимый.