Мария Геррер - Наваждение и благородство [publisher: ИДДК, litres с оптимизированной обложкой]

– Нет-нет, отказ не принимается, – живо поддержал отца Генрих.

Он стремительно подошел к девушке, взял ее под руку и галантно провел в ярко освещенную залу.

Сегодня молодой барон выглядел потрясающе. Темно-серый костюм прекрасно подчёркивал его атлетическое сложение, длинные светлые волосы были забраны в низкий хвост. Екатерина с удивлением отметила, что ссадина на лбу почти исчезла.

– Если вы устали, тем более выпейте с нами хотя бы бокал вина или чашечку чая… – Александр Львович источал искреннее радушие.

За роялем сидела мадам Розенфельд, тщетно пытавшаяся спеть арию Эльзы из оперы Вагнера «Лоэнгрин». И была очень недовольна, что ее пение прервали на полуслове. Вокруг рояля стояло несколько дам и кавалеров, с трудом сдерживавших зевоту и пытавшихся изобразить заинтересованность. Вечер не представлялся особенно оживленным.

Эвелина Карловна удивленно вскинула бесцветные брови, и семейство Розенфельдов обменялось выразительными взглядами. Они дружно с нескрываемым недоумением внимательно посмотрели на Екатерину, смерив ее с ног до головы и сделав соответствующие выводы.

Девушка поняла, что не все рады ее внезапному появлению.

Однако отказываться дальше было неудобно, и Екатерина была вынуждена согласиться. Лакей унес ее накидку, и девушка почувствовала себя словно голой на фоне богато разряженных гостей. В город она ездила в синем поплиновом платье без излишеств и украшений, правда, подчеркивающем ее стройную фигуру. Но теперь оно резко контрастировало с нарядными вечерними туалетами светских дам.

Всё в зале, от бокалов с шампанским, до пряжек на шелковых туфельках мадам Розенфельд сверкало, искрилось и переливалось, и лишь Екатерина в своем скромном туалете казалась здесь неуместной и блеклой.

– Разрешите представить вам Екатерину Павловну Несвицкую, – объявил старый барон, – дочь моего друга, увы, покойного. Я был опекуном до ее совершеннолетия. На моих глазах она расцвела и превратилась в настоящую красавицу.

Барон представил Екатерине всех присутствующих. Девушка была растеряна и не запомнила имена большинства гостей, просто мило улыбалась и говорила, что ей очень приятно с ними познакомиться.

Семью помещика Кудрявцева Екатерина уже знала. Они ей нравились – простые и сердечные люди, без сословных предрассудков и пустого высокомерия. Кудрявцевы владели обширным вишневым садом и роскошными охотничьими угодьями, граничащими с поместьем фон Бергов.

Дальние родственники фон Бергов и остальные гости поприветствовали Екатерину без особой теплоты, но вежливо.

Эвелина Карловна Розенфельд не нашла ничего лучше, как поинтересоваться, правда ли Екатерина служит гувернанткой в доме барона. Слово «служит» она не без удовольствия выделила интонацией, прировняв девушку к прислуге и очертив непреодолимую дистанцию между ними. Екатерина покраснела и была готова провалиться сквозь землю.

Однако хозяин вечера быстро нашелся, сказав, что мадмуазель Несвицкая любезно согласилась на правах старого друга семьи подготовить Андрюшу к поступлению в гимназию. Неловкую ситуацию удалось сгладить.

Екатерина заметила, как Генрих насмешливо посмотрел на отца и тот понимающе ответил на его взгляд, с сожалением признавая правоту сына – дочь Розенфельда не отличалась воспитанностью и тактом.

Князь Сергей Сергеевич Апухтин – давнишний друг Генриха – галантно поцеловал девушке руку и выразил свое полное счастье и восхищение от знакомства. Князь обладал привлекательной наружностью, роста был чуть выше среднего, одевался со вкусом и носил модную бородку. Его темные волосы были набриолинены. Запах дорогого одеколона дополнял щегольской облик. Похоже, Сергей Сергеевич был чуть ли не единственным из гостей, кто искренне обрадовался знакомству.

Генрих остался беседовать с князем, а Екатерина, познакомившись со всеми, присела в кресло, стоявшее в углу. Она порадовалась, что вечер близок к завершению и ей не придется слишком долго терпеть косые взгляды.

– Бокал вина? – предложил старый барон, подойдя к девушке.

– Благодарю, нет.

– Тогда чай. – Александр Львович, подозвал лакея, и, проследив, что тот понял указания, удалился от Екатерины.

Она оставалась одна недолго. Лакей скоро принес чай, а подоспевший Генрих, взяв чашку, галантно передал ее Екатерине и, наклонившись, тихо и доверительно произнес:

– Перестаньте смущаться. Вы же Несвицкая! Выше голову и больше надменности… Берите пример с Розенфельдов. У них родословная покороче вашей будет. И не обращайте внимания на Эвелину Карловну – думаю, у нее весьма смутное представление о хороших манерах и оно распространяется только на избранных. Ну же, приободритесь!

Екатерина попыталась возразить, но он продолжил:

– Не сомневайтесь, вы прекрасно выглядите. Вы бриллиант, который не нуждается ни в какой оправе! Екатерина покраснела и потупила взор:

– Вы никак не можете обойтись без иронии, комплиментов и лести?

– Я вам не льщу, поверьте…

Генрих уселся на подлокотник ее кресла. (Все семейство Розенфельдов снова с недоумением повернули головы в их сторону, явно осуждая такую фривольность.)

– Вы действительно не хотите вина? – предупредительно поинтересовался он, недопустимо близко наклоняясь к ее уху и почти касаясь его губами.

– Тогда ваши гости подумают, что гувернантка еще и пьяница, – не удержалась от улыбки девушка.

– Ну вот, вы уже начали шутить, это хорошо…

– Мне кажется, вы должны были бы сейчас развлекать разговорами девицу Розенфельд. Похоже, она скучает, – съязвила Екатерина.

– На сегодня я уделил ей достаточно внимания: пригласил на вальс, сказал пару любезностей и поговорил о погоде… Я приложил для этого все свои силы и даже больше. К тому же у нас мало общих тем для беседы – я плохо разбираюсь в тонкостях дамских туалетов и еще хуже знаю свежие светские сплетни. А так как этот званый ужин – идея моего отца, пусть он ее и развлекает…

– А вы не слишком резко судите об Эвелине Карловне? – иронично полюбопытствовала девушка.

– Если вы так переживаете за нее, можете сами потешить Эвелину Карловну интеллектуальным диалогом, – парировал Генрих и обворожительно улыбнулся.

Мадам Розенфельд, наконец, удалось исполнить арию Эльзы. Она пела весьма энергично и в целом неплохо. Страусовые перья бодро вздрагивали каждый раз, когда Аманда Петровна брала высокую ноту. Однако внешне мадам Розенфельд скорее походила на грозную Валькирию, чем на трепетную Эльзу.

Гости одобрительно аплодировали, в тайне надеясь, что супруга банкира ограничится одной арией. Но их надежды не оправдались – она исполнила еще два произведения Вагнера, которого так горячо любила, считая себя истинной немкой.