Андрей Земляной - Сын Сталина: Рокировка. Сын Сталина. Джокер Сталина [сборник litres с оптимизированной обложкой]

В деревне староста почему-то разговаривал не с Николаем Константиновичем, а с Тёмным, всё время угодливо кланяясь и заискивающе заглядывая в холодные синие глаза. Очевидно, что каким-то невероятным чутьем он определил самого опасного в их группе человека и вёл себя так, словно бы умолял: «Великий, могучий господин, бери все, что тебе потребно, но пощади людей!» Тёмный же держал себя спокойно, принимая это если не как должное, то как вполне заслуженное…

Их накормили лучшим, что могла предоставить нищая деревушка: речной рыбой, ячьим молоком, свежим маслом и просяными лепешками. Чёрный, густой, сваренный с салом, мукой и солью чай и мед горных пчел венчали это жалкое великолепие. Темный пригубил чай, а затем повернулся к Рериху:

– Николай Константинович, отдайте этим людям два мешка муки и мешок сахара, а что до денег – не беспокойтесь, я расплачусь сам.

С этими словами он сунул руку в свою сумку и извлек оттуда две большие серебряные монеты.

– Возьми, – протянул он деньги старосте. – Я не плачу тебе за гостеприимство, – добавил он, предваряя долгие споры. – Будда заповедал не пренебрегать путниками в дороге, и ты свято чтишь этот закон. Но так же Будда завещал ценить добро и платить за него добром. На эти деньги ты купишь то, что нужно твоей общине. Думаю, пара молодых яков вам не повредят…

Староста кланялся так, словно перед ним сидел сам Великий Могол, но Тёмный уже не смотрел на него. Его внимание привлек отшельник-садху, пришедший в деревню за день до их появления. Тот подошел к гостям и тихо сидел в углу, глядя на белых людей. Но тут он вдруг ясно и чётко произнес, не поднимая головы:

– Да воздастся тебе добром за твоё добро, о рождённый трижды. А зло, совершённое тобою, да не будет записано в великую книгу жизни…

– А я ведь сразу говорила тебе, говорила, – зашептала Елена Ивановна, но Николай Константинович не слушал ее. Он во все глаза смотрел на Тёмного. Тот вроде остался безучастным к странным словам садху, но даже не очень внимательный наблюдатель разглядел бы, что юноша напрягся, словно натянутая струна…

Сашка внимательно оглядел с головы до ног тощего и грязного отшельника, а потом медленно, тщательно выговаривая каждое слово, сказал:

– Я благодарю тебя, мудрый отшельник, за твои добрые пожелания. Если ты окажешь мне честь побеседовать с тобой наедине…

Он не успел закончить, когда садху коротко кивнул и поднялся, как бы приглашая следовать за ним. Александр извинился перед старостой и двинулся следом за отшельником. Уже через четверть часа они сидели с ним берегу весело бегущего ручейка, любуясь на стремительно угасающий горный закат.

– О чем ты хотел спросить меня, посетивший нас в третий раз? – спросил садху, когда последний луч солнца погас за горными вершинами и на долину упала темнота. – Чем скромный отшельник может помочь тому, кого избрали высшие силы?

– Прости, о мудрый садху, мою назойливость и непонятливость, – Белов склонил голову, – но не можешь ли ты ответить мне: почему люди просветлённые называют меня «трижды рождённым»? Я знаю о двух своих рождениях, но о третьем мне ничего не известно…

Садху смотрел куда-то вдаль, словно не слушая и не слыша Сашу. Вдруг в его руках появился маленький барабанчик, на котором отшельник принялся отстукивать незамысловатый ритм. Белов не сразу понял, что частота ударов точно совпадает с его пульсом, а когда понял…

– …Внимание десанту! «Инвинсибл» снова атакует.

– Бэчэ-семь – удар плазмой мощностью восемь единиц! Повреждены третья, шестая башни. – Грохот из невидимого динамика бьет по ушам кувалдой. – Корабль уходит на уклонение, десанту – атака лавой! Готовности первой, второй и четвёртой башни доложить! Исполнение – сто пятнадцать секунд! ВЫПОЛНЯТЬ!!!

Сашка помотал головой, и тут же в правом ухе зазвенело негромко:

– Полковник, это – единственный шанс. Не приказываю – прошу: оттяни их на себя. Нам бы только полчаса – третью, пятую и шестую восстановить. Истребители прикроют, но главное – на вас. Десант, прошу: подари мне эти полчаса…

– Когда это мы тебя подводили, Михалыч? – спросил кто-то, и только через пару секунд Белов понял, что спрашивает он сам. – Капитан, капитан, подтянитесь! Только смелым покоряются моря! – пропел он незнакомым, хриплым, но не лишенным приятности баритоном. И уже вслух, громко: – Парни! Натянем им глаз на жопу! Роты – по номерам десотсеков! Бегом! МАРШ!!!

С этими словами он уже бежал куда-то, толком не зная куда, но перед внутренним взором мелькали картины каких-то обшитых металлом коридоров, мерцающие красным тревожным светом плафоны, помещения, доверху набитые непонятным оружием. И он мчался именно туда, а вслед за ним слаженно грохотали ноги его батальона…

На нем вдруг оказался громадный, похожий на танк скафандр, в руках – странный предмет, одновременно похожий на огнемёт, пулемёт и почему-то сифон с газировкой. Чьи-то руки уже усаживали его в кресло, а в ухе забормотало: «Проверка связи, проверка связи. Первый, первый, проверка голосового канала…»

– Здесь первый, пять на пять.

Вслед за ним откликались его подчиненные, откликались роты – первая, вторая, третья, тяжёлого оружия, взвод робосламов, взвод хакеров… Белов прикрыл глаза, пытаясь осмыслить поток информации, и тут…

Это был удар. Хотя нет – не удар. Им выстрелили, словно ядром из пушки. Мгновенная перегрузка – добрых десять «жэ», а потом полет и далекие звезды, а вокруг летят маленькие, похожие на артиллерийские снаряды, аппараты.

Впереди вспухла какая-то громада, не похожая ни на что виденное ранее, и кто-то закричал Сашкой: «Первая – лево! Пеленг – Сириус-сто три-альфа! Уступом, пошли!» Аппараты-снаряды меняли свое направление и валились на поверхность этой громадины.

– Тащ полковник, здесь эваколюк! Рвём?!

– Давай, твою мать! Первая – дозор, хаки – не спать!

Эфир наполнился командами, частью – привычными, частью – непонятными. И вдруг кто-то завопил так, как кричат перед смертью. А потом спокойный, холодный голос отчётливо произнес:

– Первый, первый. Здесь – джаги. Здесь – джаги. Принимаю бой… – и после короткой паузы: – Извини, если что, командир…

Белов щёлкнул чем-то, и перед стеклом шлема развернулся голографический экран. На нём рывками метались красные точки, а за ними гонялись другие, неприятного ярко-синего света.

– Робы, вашу мать! Поддержать девятку в секторе альфа-девять-тринадцать. Бить по готовности!

– Первый, вас понял. Готовность – двенадцать секунд.

И тут же поверхность, на которой стоял Сашка, завибрировала, а где-то на расстоянии километра вдруг возникло ярко-оранжевое пламя. Эфир взорвался ликованием:

– А-а, суки! Джаги горят! Б… пи…ц железякам! – и почти сразу же без паузы раздалось: – Первый! Вскрытие! Вскрытие!