Алекс Бор - Лучшее [антология]

Вблизи дом был намного больше, чем казалось с поляны. И построен как-то странно, будто змея деревянная разлеглась полукругом и, высунув ступенчатый язык, ждет, пока добыча подберется ближе.

Странно, но окна целые, да еще наличники узорчатые, уж не усадьба ли барская?

Дорохов поднялся на крыльцо, ступени отозвались недовольным скрипом, показалось даже, что выругались вслед незваному гостю. Врач толкнул входную дверь. Та открылась, изнутри пахнуло чем-то острым.

— Заносим, — скомандовал Дорохов, и Хартов подчинился.

Не по себе ему было около этого дома, во дворе из земли торчали обломки крестов, похожие на железные кости мертвых зверей. А сам дом словно дышал, тяжело и прерывисто, и от стен исходила неведомая сила…

Внутри никакой мебели. Широкий коридор, с одной стороны к которому примыкала кухня, с другой — комната. По помещениям гуляли сквозняки и запахи пряных трав.

— У дверей ляжем? — тихо спросил Хартов, врач кивнул. Видимо, ему тоже было не по себе.

— Покойника в угол, сами напротив. Я сейчас осмотрюсь, а ты устраивайся.

Сказал и исчез во внутренностях пустого дома. Тут же навалилась тишина, звенящая и хрупкая, и чудилось, что где-то внизу, никак в самой преисподней, кто-то посвистывал.

Хартов заглянул в комнату, но в свете осенней ночи увидел лишь вязанку дров у окна да старый стул. А будто и не стул то был, а сгорбленная фигура, из которой торчала…

Он приблизился и понял, что перед ним чучело, набитое соломой, одетое в цветной кафтан и шаровары, на голове папаха. Вместо головы набитый чем-то мешок, на котором нарисовано лицо, полное страдания. Черные глаза, треугольный рот и зачем-то приклеенная жидкая бороденка.

— Сторожит тут кого, а? — спросил вернувшийся Дорохов, и Хартов вздрогнул.

— Не знаю, может, не спрашивал. Есть чего бояться?

Дорохов сел, положив винтовку на колени.

— Ни души. Во всех комнатах только и мебели, что стульев пара и шкаф платяной. И на кухне еще стол.

— Не нравится мне здесь, — признался Хартов. — Будто есть тут кто, кого мы увидеть не можем. А он нас видит, и все время рядом стоит.

— Чего же ты предлагаешь?

— Дежурить предлагаю, по очереди. Я первый. Ближе к утру тебя разбужу.

— Вот деревня, везде вам бесы чудятся, сам хоть не уснешь?

— Не усну, — заверил Хартов. — Летом на полях по двое суток работали, не спали.

— Тут тебе не поле, — вздохнул Дорохов, устраиваясь на пол. Положил мешок себе под голову и предупредил напоследок:

— Если вдруг чего, сразу буди.

Не прошло и минуты, как он захрапел. А Хартов сидел, поглаживая холодную сталь своей шашки и слушал. Внутри дома то и дело что-то падало, перекатывалось и стучало по стенам. Нет-нет, да и свистнет кто или вздохнет обреченно. Хартов был уверен, что в доме есть подвал, потому что от половиц шел сквозняк. И внизу тоже кто-то был. Может, звери, а, может, и нет. Звери не умеют шептаться.

На миг показалось, что мешок, под которым лежал покойный, шевельнулся. Хартов отогнал от себя наваждение, зажмурился, с силой стиснул зубы. А когда открыл глаза, все будто пропало — и звуки, и шорохи. Даже мир вокруг. Остался только дом. Пустые комнаты, спящий Дорохов да мертвый Денисов.

И чучело.

Оно тоже было здесь. Потому что в навалившейся тишине Хартов отчетливо слышал, как скрипнул стул, на котором сидела соломенная кукла.

Он уснул. А кто-то прошел совсем рядом и открыл входную дверь. Снаружи разливалась темнота, похожая на густое черничное варенье, и там, между исполинских сосен промелькнуло что-то черное и большое. Аист. Черный аист.

Дорохов спал и что-то бормотал. Мешок лежал у него под головой, а винтовки не было. Хартов похолодел и пощупал вокруг себя. Шашка, которую ему подарил дед, пропала.

В соседней комнате скрипнул стул, и Хартов встрепенулся, вскочил на ноги, в нерешительности замер. Будить Дорохова? Или самому пойти в пустые комнаты, где все стены и предметы, словно живые, наблюдают и выжидают, пока глупый человек потеряет бдительность.

Эх, была не была! Покойный товарищ лежал тут же под пыльным мешком, огромный и тяжелый, как вековой камень. И в этот момент Хартов твердо уверился, что мертвые не ходят. А с живыми он легко может справиться.

Успокоил себя и шагнул в соседнюю комнату. И почувствовал, как ледяные лапы сжимают внутренности и связывают их в мертвый узел.

Стул пустовал. А от него по пыльному полу, выписывая зигзаги, вели следы — в коридор, на кухню, снова в коридор и на улицу, в лес.

Хартов пошатнулся, кровь прилила к вискам и выстукивала барабанной дробью. Будить, Дорохова будить! Плевать на страх, на издевки, тут что-то нечисто!

Он подскочил к врачу и начал трясти того за плечо. Дорохов выругался и спросонья ударил Хартова в солнечное сплетение. В глазах заплясали искры, мир накренился и всей своей силой ударил в грудь.

Хартов упал прямо на мертвое тело Денисова, и оно, подобно тряпичной кукле, продавилось под весом сбитого с ног товарища.

— Хартов! Ирод! С ума сошел?

— В-ви… в-винтовка, пропала! — Хартов хватал воздух ртом и никак не мог прийти в себя. — И ш-шашка!

— Ты уснул что ли? — в глазах Дорохова мелькнула ярость. — Ты знаешь, от кого мне эта винтовка досталась? Я тебя сам закопаю!

— Я… я…

Да как ему объяснить, что не его это вина, что в доме кто-то есть? Хозяин, может, вернулся или звери бродят…

— Я найду… найдем! Сейчас, только голова… пройдет.

Дорохов не ответил, он смотрел куда-то мимо него. Туда, где должна была лежать голова покойника. Хартов с трудом приподнялся и повернулся, чтобы увидеть, что отвлекло Дорохова?

Мешок лежал на полу, обнажив то, что до этого прикрывал. Соломенное чучело, еще недавно сидевшее на стуле.

— А где покойник? — прохрипел Дорохов.

И в этот же миг захлопнулась дверь, а на кухне с громким стуком открылась крышка подвала.

Сначала появились руки, длинные и костлявые. Потом косматая голова, похожая на клубок грязных ниток. Ухватившись за края, существо подтянулось и выбралось из подвала.

— Ну здрасьти, гостя дорогия! — просвистело-пропело существо. Из коридора Хартов увидел, что ног у него нет, зато рук больше, чем положено. Четыре, шесть, восемь! И все торчали вдоль тела! Не человек, а громадный таракан, с лапами, похожими на пожеванные канаты.

— Стало быти, знакомиться давайтя, — в черном балахоне существо почти сливалось с голыми стенами.

— Ну чаво сидитя на задворках, проходитя, не боитися!

Дорохов вскочил на ноги и рванул к дверям, ухватился за ручку и потянул. Дверь как будто усмехнулась, но не поддалась. Тогда Дорохов юркнул в комнату, но тут же вылетел обратно, упал к ногам Хартова.

Из темноты вышел Денисов. Глаза его были черными, и в уголках рта виднелась густая бесцветная слизь. Руки в земле и в какой-то жиже, напоминающей гороховую кашу.