Евгений Щепетнов - 1970 [litres]

Беда была еще и в том, что в квартире остались документы – паспорт, диплом и все такое прочее. Ну и вещи тоже – в этом времени каждая хорошая вещь стоит таких денег, что… впрочем, в любом времени хорошая вещь стоит денег. Настоящие итальянские ботинки носятся по несколько лет, в отличие от их турецких и китайских аналогов, умирающих меньше чем за полгода. И кстати, в итальянских ноги не сотрешь, опять же – в отличие от. Но и стоят итальянские раз в 7–8 дороже.

Собравшись, я сунул в нагрудный карман паспорт – похоже, что без него сегодня не обойдется, написал записку Зинаиде, оставив бумажку на столе рядом с приготовленными овощами для борща, и отправился в карательный поход («Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…»).

Идти надо было не очень далеко, но времени это заняло прилично – по Чернышевского до юридического института (вернее, до того места, где он будет стоять в будущем) и вверх, по Вольской. Полчаса шагал, не меньше. Время не засекал.

У магазина Олю не увидел, заметил ее, когда она выпорхнула из-за кустов дома напротив. Тут же бросилась мне на шею, начала рыдать – все как положено. А я, пока шел, и сейчас, пока она рыдала, думал, что мне делать. Тут имелось два пути: первый – это пойти и тупо измордовать всю компанию. После этого забрать документы, и… Олю-то куда? Куда ее вести? Где ей ночевать?

Путь второй – то же самое, но с ментами. Вызвать ментов, написать заявление, и… а что – «и»? Что будет-то? Побои надо снимать, а из побоев – распухшее ухо и ссадина на скуле (видать, печаткой зацепил). Легкие телесные. И что будет? Договора с бабкой нет – официального договора. То есть Оля там на не совсем законных основаниях. На птичьих правах, если проще. Но и это не важно. Важно то, что легкие телесные – это максимум пятнадцать суток. Но где свидетели? А этот самый кадр – он там законный жилец. То есть Оля в квартире незаконно, он – законно. И что из этого следует?

Стоп! Какое, к черту, законно! Вот же я болван! Всех уголовников в советское время выписывали из квартиры, когда сажали! Я точно знаю! А потом участковый приходил и брал объяснение у проживающих в квартире квартиросъемщиков, согласны ли они прописать этого негодяя у себя заново или нет! Так что еще не ясно, кто в квартире лишний.

– Оль, ты случайно не знаешь, давала ли бабка разрешение на прописку этого негодяя?

– Знаю! – Оля вытерла слезы, глубоко вздохнула. Кстати, и зареванная она выглядела очень даже недурно. А ведь косметики на ней почти нет! – Не давала она разрешения! Она его боится, говорит: он считает, будто она его милиции сдала.

– За что он сидел?

– Грабил людей; деньги, вещи отбирал – с дружками. Вот с теми как раз, что с ним гуляют. Одного забили до смерти, затоптали! Он здоровый, Миш… боксер! Он боксом занимался! А тренер его выгнал, как узнал, что он грабитель! Это мне баба Маня, хозяйка, рассказала! Может, давай милицию позовем? Дружки его тоже здоровые!

Я на самом деле задумался: а может, и правда вызвать? Чего мне лезть в гнездо одному? Похоже, что парень-то серьезный. Хотя и я тоже не слабак, но…

– Лет ему сколько?

– Лет тридцать…

– А почему же ты говоришь «баба Маня»?! Она, похоже, мне ровесница!

– Не… она старше. Она его поздно родила, в тридцать с лишним лет. И воспитывала одна.

– Воспитала… черт ее подери! – не выдержал я, настраиваясь на поход в это кубло. Терпеть не могу авантюры. Вот что там ждет? А если у них стволы? Впрочем, чего я несу? Какие стволы? 1970 год! Да тут на применение огнестрела выезжает городской прокурор!

Оля еще что-то говорила, о том, что эта самая баба Маня хорошая, а ее сын вырос уродом в отцауголовника, что… в общем, я ее не слушал и думал о своем. А потом перебил конкретным вопросом:

– Сколько их там?

– Четверо…

Ох ты ж! Я могу сколько угодно хорохориться, но четверо здоровенных отморозков, боксеров – это слишком. Вот если бы с ножом… Но ножа у меня нет. А что есть? А ничего нет! Ни «укорота»-«калаша», ни снайперки, ни гранаты. Есть только я, не первой молодости мужик, который точно огребет пару плюх и не факт, что их переживет, и вот эта девчонка, с которой я занимался сексом и которая на меня смотрит как на бога, что облака разведет руками. А я, девочка моя, не бог! Я всего лишь старый вояка, которого судьба занесла в прекрасное далеко. В прошлое прекрасное далеко. А оно не такое уж и прекрасное, как оказалось.

Так всегда бывает. Вспоминается только хорошее. А то, как ты убегал от глебовражской шпаны, забылось. То, как тебя ограбила и избила в Ленинском районе местная шпана, тоже забылось. До поры до времени. Вот сейчас – вспомнилось.

Итак, хватит соплей! Хватит раздумывать! Надо идти туда и глушить подлецов так, как могу! А я ведь могу, черт подери! Ррр! Яриться! Окрыситься! Настроиться на бой!

И взять дубинку. Ну не руки же отбивать о подонка? А с хорошей дубинкой что мне четверо, что мне ножи! Главное, чтобы стволов не было, а то ведь лягу…

Мы прошли во двор, образованный из нескольких пятиэтажек и «старого фонда». Квартира была на четвертом этаже одной из них, угловой, и, со слов Оли, железной двери в квартире не было. Тут вообще еще не дошли до железных дверей, спокойно люди живут… относительно спокойно. Не за сейфовыми дверями и не под прицелом телекамер.

В чем есть и свои минусы. Вот когда в Сочи проводили Олимпиаду, ни одна сволочь не смогла произвести теракт. Я удивлялся – как это смогли уберечь людей?! И это при большом скоплении народа! Удивлялся, пока не попал в Сочи сразу после Олимпиады – на следующий же год летом. С женой ездили отдыхать (я как раз хороший гонорар получил). Так вот, там на каждом столбе было по четыре-пять различного вида камер. От визуальных до… не знаю, каких еще. Только знаю, что, когда некие саратовские кадры остановились в Сочи на обочине дороги и решили справить малую нужду, – тут же откуда-то вылетел ментовский «Форд», всю компанию загребли в отдел за нарушение правил движения и загаживание экологии. Протоколов насоставляли – век будут помнить, как обочины обоссывать!

Искомый объект нашелся за углом, возле двери с табличкой «ЖЭК №…». ЭТО когда-то было лопатой. Совковой лопатой. Саму железяку злодейски сломали в процессе построения светлого будущего, а черенок, все еще соединенный с остатками своей железной сути, поставили за дверь. И забыли. Вообще-то надо было убрать – отличный черенок, крепкий, сухой, без сучков! Обязательно кто-то сопрет, ибо такова жизнь. Но так получилось, что черенок достался мне.

Первое, что я сделал, утащил его в кусты, туда, где виднелось непонятно зачем установленное ограждение газона, протянутого вдоль дома. Ограждение низкое, максимум мне по колено, и какую функцию оно несло, мне не было понятно. Если только от зловредных автомобилистов? Вероятно, именно так. Но что ценного было в этом ограждении – это труба, приваренная поверху. Вечерами и ночной порой на ней, вероятно, сидели алкаши, распивающие спиртные напитки в неположенном для того месте, «своим видом оскорбляя человеческое достоинство», как было принято писать в милицейских протоколах. Пока что тут никто никакого достоинства своим мерзким видом не оскорблял, потому я без помех засунул черенок от лопаты в верхнюю трубу (с торца ограждения) и очень аккуратно, даже не сильно пошумев, превратил оный черенок в две прекрасные боевые палицы немного длинней локтя. Для «работы» в условиях тесного помещения – самое то. Почти размер «демократизатора», как у нас называли полицейскую дубинку.