Николай Васильев - Еще один баловень судьбы

Бастьен жил в поместье близ Батон-Ружа. Женился он в 25 лет на Дельфин, француженке из рода де Клери, один из представителей которых поселился в Луизиане в 17 веке. И вот в 1770 г у них родился сын, названный Антуаном. И отец и мать еще живы, продолжая культивировать земли Луизианы.

Бернар де Шовелен внимательно прочел опус Антона, уважительно посмотрел на него и сказал:

— Вполне достойная история. Кстати, дворян из рода де Фонтенэ на свете довольно много, могут они найтись и при неаполитанском дворе. Так что ждите к себе пристального внимания…

В Казерту посол Франции и его атташе поехали вместе (прочие служащие посольства уже поселились в окрестностях летнего королевского дворца). Когда Антон увидел с пригорка этот дворец, он приоткрыл рот от удивления и потом сказал:

— C,est un hangar! (Вот это сарай!). Он явно больше Версаля! В нем, я думаю, может стать на постой армейский корпус вместе с лошадьми, пушками и обозом и еще место для посиделок с маркитантками останется. А в дворцовом парке спокойно можно заблудиться!

— С большим размахом устроились неаполитанские Бурбоны, — согласился де Шовелен. — Но это хорошо: значит, на комплектацию армии и жалованье офицерам и солдатам денег хватать не может. Отсюда еще вывод: армия у Фердинанда вряд ли боеспособна. Флот у него, правда, довольно внушительный, больше венецианского: около десятка линейных кораблей с 60–75 пушками калибра 24 фунта, а также фрегаты, корветы и вспомогательные суда. Но появился он совсем недавно и, значит, должной выучки у моряков трудно ожидать, а опыта морских сражений нет вовсе…

— С Вами хочется согласиться, маркиз, и я соглашаюсь, — сказал с хохотком Антон. — Но на учениях солдатиков хотелось бы поприсутствовать…

Временное пристанище посольства Франции разместилось в небольшом двухэтажном особняке, затерявшемся в жилищном массиве, отстроенном восточнее дворца. Здесь было всего шесть дипломатических работников (считая с послом), две дамы (жены посла и старшего советника) и пяток слуг (с поварихой), и потому найма квартир не потребовалось. Мэтью тотчас втерся на кухню, где сорокалетняя Марго начала со скепсиса по отношению к чересчур болтливому и угодливому мужичку, но к вечеру ее фырканье и насмешки сменились командными распоряжениями, а утром тихими умильными смешочками.

Дам Антон увидел вечером за табльдотом. Жена Бернара, блондинка в возрасте 23 лет, звалась Эрминией, была мила, казалась простодушной, но большую часть времени посвящала своей 3-годовалой дочке Шарлотте. Анриетта ла Крабер была ярко выраженной брюнеткой (даже имела нос с горбинкой и слабо пробивающиеся усики) с неопределенным возрастом между 30 и 40, малых детей не имела, зато имела интерес к мужчинам, что Антон моментально ощутил при первом же обмене с ней взглядами. Увидев ее мужа, он понял и посочувствовал Анриетте: ла Крабер (родом из Гаскони) достиг уже 50 лет, к которым нажил два достоинства: брюхо и лысину. В эпоху Людовика 15-го он мог бы прикрыть голову париком, но сейчас вот-вот должен был начаться 19 век, и парики напрочь вышли из моды. Поэтому сзади ла Крабер выглядел как тщательно завитой франт, а спереди — как бильярдный шар, поставленный на дыню.

Этим утром Бернар де Шовелен был записан на прием у короля и королевы. Он имел право прийти со своими помощниками дворянского происхождения и потому взял с собой ла Крабера и де Фонтенэ, а также Эрминию и Анриетту. Пройдя огромный высокий вестибюль, группка французов поднялась по роскошной мраморной лестнице на второй этаж и, ведомая церемонимейстером, оказалась в зеленой гостиной дворца.

Предоставленные самим себе, супруги сели попарно на зеленые диваны, Антон же стал расхаживать по залу и осматривать его красоты: феерический потолок, на котором были избражены какие-то мифологические или религиозные сцены, мозаично-мраморный пол, зеркала от пола до потолка, зеленые полосчатые обои меж зеркалами и многочисленными дверями, хрустальную люстру на 16 свечей, столики, диваны и стулья зеленого цвета и с золочеными ножками, детские портреты в простенках (вероятно сыновей и дочерей Марии и Фердинанда)…

Вдруг в зал вошел надменный церемонимейстер, стукнул в пол жезлом и гаркнул:

— Его величество король Неаполитанский и Сицилийский Фердинанд и Ее Величество королева Мария Каролина!

После чего он отступил в сторону, и в зал вошла королевская чета: высокий и грузно-статный лысеющий блондин с длинным носом, в темно-синем мундире без эполет, белых лосинах и чулках и голубоглазая шатенка (ниже мужа на полголовы) с пышной прической и в белом муслиновом платье без кринолина. В ее величавом лице бросался в глаза тяжеловатый, слегка оплывший подбородок (доставшийся видимо от отца, Франца Лотарингского) и небольшие плотно сжатые губы, а о прежней красоте свидетельствовала высокая белая шея, украшенная тремя нитками крупного полупрозрачного жемчуга. Антон знал, что королева является немного моложе короля и ей идет сорок пятый год. Он изобразил изящный и почтительный поклон, чуть опередив своих спутников, сорвавшихся с диванов.

Королевская чета неспешно устроилась на одном из диванов, а церемонимейстер тотчас приставил полукругом стулья для посетителей, которые пока продолжили стоять.

— Присаживайтесь, господа и дамы, — сказала королева по-французски с радушной улыбкой. — Наша беседа может оказаться достаточно длинной…

— Неситэ па (не стесняйтесь), месье, — подтвердил король.

— Маркиз де Шовелен, — обратилась королева к послу, — представьте нам своих спутников.

— Разумеется, Ваше Величество, — сказал посол и продолжил: — Доминик ла Крабер (при произнесении своего имени ла Крабер встал со стула и сделал кивок головой), старший советник посольства. Родом из старинной гасконской дворянской семьи, его старший брат носит титул барона.

— Можете в дальнейшем звать меня Мадам, — сказала королева и спросила у ла Крабера: — У вашего брата есть сыновья?

— Да, Мадам, — учтиво ответил ла Крабер, но тут же допустил излишество: — Так что я и мой сын обречены оставаться шевалье.

— Не факт, — цинично усмехнулась королева. — Ваши революционеры возьмут и отрубят головы баронам ла Крабер, открыв тем самым Вам дорогу к титулу.

— Надеюсь, этого не случится, Мадам…

— Я тоже надеялась, что моя милая сестра останется живой, попав в котел вашей революции. Но ее притащили к этой гнусной гильотине и обезглавили!

— Мадам, — позволил себе реплику де Шовелен, — при правлении Директории это было бы невозможно…

— В вашем государстве власть меняется так часто, что никому ничего гарантировать нельзя! — сказала, как отрубила Мария Каролина. После чего в зале наступило молчание.