Сергей Савелов - Я в моей голове

— Что ты можешь сообщить о вчерашнем вечере и событиях у клуба ГАРО? — спрашивает, расправив бланк, готовясь записывать.

— В качестве кого, Вы собираетесь меня допрашивать? — интересуюсь, не отвечая на вопрос.

Он смешался.

— Пока в качестве свидетеля, — неуверенно заверил меня. — Так что, ты можешь мне сказать по поводу вчерашней драки?

— Драки? — удивляюсь и в удивлении поднимаю брови. (Больно блин!) Забыл про поврежденную бровь.

— Ничего, — лучезарно улыбаюсь. — Расскажите! Кто с кем? Кого-то побили? За что? — наклоняюсь в его сторону, проявляя неподдельный интерес.

Участковый растерялся. Затем снова собрался и уставился строгим взглядом на меня.

— У меня другие сведения! — повторяет.

— Так же, ты в субботу, на танцах в заводском клубе призывал подростков к драке. Что ты можешь на это сказать? — делает строгий вид. Наверное, думает, что сейчас подросток испугается и трясясь от страха все выложит. Наивный.

— Мне нечего сообщить на эти абсурдные обвинения. Оболгали честного комсомольца, общественника и отличника учебы, — в растерянности пожимаю плечами.

— Вы знаете, сколько завистников вокруг? — доверительно, вполголоса спрашиваю его и оглядываюсь.

— У меня другие сведения, — неуверенно повторяет он. Достает из своей сумки чистый лист бумаги и двигает в мою сторону с ручкой.

— Все равно, напиши, что ты делал на танцах в заводском клубе в субботу вечером и в клубе ГАРО вечером в воскресенье.

Я даже отодвинулся от стола и обиженно заявил:

— Ничего я писать не буду, у меня почерк плохой. И в школе я ненавижу писать сочинения. А те, кто меня оговорил, пусть мне честно скажут в глаза. У Вас и заявления, наверное, есть от потерпевших? Не просто же так, такой важный милиционер, пришел допрашивать простого подростка? А ведь, наверное, у Вас есть еще много другой работы по другим серьезным преступлениям? Прошу Вас организовать мне очную ставку с клеветниками! Этого нельзя оставлять без последствий! — с пафосом заканчиваю я и смотрю на растерявшегося милиционера. Издевки в моих словах, он, вроде, не заметил. Вероятно, у него есть только слухи или информация от стукачей. Вот и пытаются в милиции подсобрать материал, на всякий случай. Вдруг начальство спросит? Они собранную макулатуру выложат на стол и их (милицию) нельзя будет обвинить в бездействии.

Участковый начал нести какой-то бред, что за отказ сотрудничать с милицией, он сейчас вызовет машину для перевозки преступников и меня посадят в камеру к уголовникам. А там и до колонии недалеко. Выдав эту ахинею, он с превосходством посмотрел на меня.

— Вот здорово! — я в восторге подался к нему. — Новые люди, новые впечатления, блатная романтика! И в школу ходить не надо! — мечтательно закатываю глаза.

Он в замешательстве даже руками на меня замахал:

— Ну ты дурной, нет там ничего хорошего, — буркнул он и с раздражением взялся сам коряво что-то писать на листе, неуверенно держа ручку в непослушных пальцах. Тоже, наверное, не любит писать? Злорадно наблюдаю за его потугами. С облегчением закончив свою писанину, подтолкнул лист ко мне и протягивает ручку:

— Прочитай и распишись «С моих слов…» — и заткнулся, увидев мой насмешливый взгляд и мое отрицательное мотание головой.

— Я ничего подписывать не буду, — уверенно заявляю милиционеру, глядя в глаза. Окончательно растерявшегося участкового, спас зашедший в кабинет директор школы. Я встал, а Сан Саныч подошел к столу и взял на треть заполненный листок. Одел очки и пробежал текст. Посмотрел на участкового.

— Подписывать не хочет, — пожаловался на меня милиционер.

— Сергей, иди в класс, — указал мне директор, присаживаясь на мой стул.

Выходя из кабинета, слышу возмущенный вопль участкового:

— Как Вы с ними можете работать? Совсем никакого уважения к старшим и представителям власти!

Направляясь в класс, решаю:

— Надо наших всех предупредить, чтобы ни слова не говорили и не подписывали ничего. Пусть даже, если на листе будет стоять одна запятая. Мы в своем праве. И, чтобы не соглашались на допрос в отсутствии родителей или учителей. Не в чем нас обвинять. Нет тела, нет дела! — вспоминаю знаменитую сентенцию.

На ближайшей перемене нашел наших и проинструктировал их.

Потом мне ребята сообщили, что их вызывали к участковому. Но беседы не получалось сразу после заявления их об отказе общаться в отсутствие учителей. Или заявили в присутствии учительницы, что ничего про драку не знают и участие в ней не принимали. Даже про сбитые кулаки Стаса и фингал под глазом у Крюка, никто не пытался выяснить. Ребята даже сожалели, что встреча с представителем власти так быстро закончилась. Отрезвил их, что в милиции не все дураки. Если бы было, что серьезное, то с нами бы беседовал не участковый, отбывающий свою роль и равнодушный к результату. Тогда, мы бы так легко себя не чувствовали. Заверил, что нас явно поставили под негласный контроль. Поэтому не болтать про поиски икон и происхождение их обновок никому. Вероятно, мы все будем окружены стукачами, и все сведения про нас будут копиться в специальных папочках. А появятся ли они на свет — зависит только от нас. Товар передавать, только в вечернее и ночное время, при отсутствии свидетелей.

В классе Маринка Белова только вздохнула, посмотрев на мои украшения на лице. Вот неугомонная танцевальная фанатка! Что я могу посоветовать профессиональному хореографу?

Танька Белянина, воспользовавшись отсутствием Сашки в классе тоже подошла со словами сочувствия. Тайком сунул ей коробочку с духами и кратко проинструктировал по ее действиям. Не дура сообразит. Ее учить хитрить, только портить.

Через некоторое время я поймал восторженный и многообещающий Танькин взгляд. А на последней перемене она мне шепнула, что готова встретиться после уроков. Понимаю, что пора зажимать яйца и ставить девчонку на место. А то, скоро не только Сэр будет задаваться вопросом, что у меня с ней. В ответ шепнул, что встретимся после уроков возле детского сада. Удивленно кивнула.

При встрече я напомнил о ее решении остановить свой выбор на Сашке. Я полностью поддерживаю этот выбор. У нас с ней нет будущего. Я не вижу себя в ее жизни. Двигаясь по жизни, не стоит вилять, иначе отравишь свою жизнь и жизнь близким.

— А если я передумала? Мне кажется, что нам с тобой будет лучше. Я тебе больше не нравлюсь? — посыпались вопросы от растерянной девчонки.

— Ты не можешь не нравиться. Но мне уже задают вопросы про нас с тобой, — отвечаю.

— Откуда? Кто задает? Я никому ничего не говорила, — удивляется Танька.

— Вот видишь, я не говорил никому, ты не говорила, а вопросы появились, — замечаю я.

— Что же нам делать? — озадачивается.