Владислав Морозов - Охотник на попаданцев [litres]

Занявшая левое пилотское кресло Клава с непередаваемо злым выражением лица изо всех сил вцепилась в «рога» штурвала. Её волосы изрядно растрепались, а лежавшие на штурвале тонкие наманикюренные пальцы были густо перемазаны оружейной смазкой.

– Где он? – только и спросила она раздражённо.

Я для очистки совести глянул по сторонам ещё раз – и ничего не обнаружил.

– Нет его, – ответил я. – Явно ушёл!

– Ага, – согласилась Клаудия. – Но наделал делов, поганец…

Между тем правый крен С-47 всё увеличивался. Я выглянул в выбитую форточку. Пропеллер нашего правого двигателя вращался еле-еле, а правое крыло и сам двигатель горели всё больше. То есть какого-то видимого пламени видно не было, но дымная полоса за нашим хвостом расширялась, с каждой минутой становясь гуще и темнее.

Мысли у меня в голове были самые дурацкие. Вот сейчас как рванёт – и рухнем мы на эти треклятые пески красивым огненным шаром, словно капитан Гастелло. И очухаемся мы, я – в своём времени, а Клаудия так и вообще на том свете… Только под нами не было завалящей вражеской колонны, чтобы, по крайней мере, продать свои жизни подороже…

– Что ты застыл?! – заорала Клава, выводя меня из ступора. – Держи правый штурвал и помогай мне! Будем садиться на вынужденную, пока этот кусок дерьма ещё летит!! Шевелись!!!

Я ухватился за правый штурвал и попытался удерживать его, присев на край пилотского кресла, частично загромождённого остывающим телом Антуана. Я не видел того, что происходило за нашим лобовым стеклом, и вообще был словно в тумане.

– Ровней! – кричала мне Клава как-то глухо, словно издалека. – Аккуратнее!!

Но, кажется, особого толку от моих «героических» усилий не было. Крен всё равно сохранялся…

Между тем мы снижались, и жёлтые песчаные дюны мелькали уже буквально в каких-то десятках метров ниже лобовых стёкол кабины.

– Держись! – услышал я вопль Клавы.

В тот момент мне не показалось, что это был особо удачный день для того, чтобы взять и умереть…

Земля мелькнула уже совсем рядом. Потом последовал резкий удар, от которого я со всей дури налетел грудью на штурвал, поскольку пристёгнут к креслу не был.

Самолёт пополз брюхом по земле, поднимая тучи песка и пыли и гася скорость. Удары перешли в лязг и скрежет, потом что-то сильно хряснуло в хвостовой части «Дугласа», и, глянув назад, я понял, что там стало как-то уж слишком светло.

Через пару минут ползущий по песку С-47 наконец-то остановился, и через все возможные дырки пилотскую кабину заволокло плотным облаком пыли.

– Ты там живой? – спросила разом потерявшая в моих глазах резкость Клаудия и громко чихнула.

– Живой, – ответил я, пытаясь протереть глаза грязными пальцами. – А этот тёзка Экзюпери, похоже, нет.

– Жаль, – констатировала Клава и спросила: – Что там у нас?

– Где? – на всякий случай уточнил я.

– Сзади.

Я слез с кресла и выглянул в перекосившуюся в открытом положении распахнутую дверь, отделявшую пилотскую кабину от остального фюзеляжа С-47.

Вот, блин, бывает же такое…

Хвостовое оперение вместе с задней частью фюзеляжа «Дугласа» оторвалось и теперь лежало метрах в двадцати позади самолёта. Ящики и наши вещи в беспорядке лежали на полу бывшей грузовой кабины. Похоже, фюзеляж изрядно полетавшей на своём веку «Дакоты» был сильно перетяжелён закреплённым в нём «Виллисом» и при столь жёсткой посадке просто не выдержал подобного издевательства. Покойный Антуан был храбрее, чем казался…

Джип, из-за которого всё это и случилось, стоял на песке, аккурат между оторванным хвостом и фюзеляжем самолёта, вместе со сколоченной из досок платформой, на которой и был закреплён. На первый взгляд, никаких видимых повреждений он не имел. Правый мотор и крыло С-47 продолжали гореть и чадить, но как-то лениво. Взрывом этот пожар нам уже явно не грозил…

Называется мягко сели, высылайте запчастя…

– Вообще-то сзади у нас полный абзац, – сообщил я Клаве. – А если точнее, хвост оторвало напрочь. Но есть и положительный момент – закреплённый в салоне джип, кажется, уцелел…

– Быстро за мной! – скомандовала Клаудия, отряхивая с себя пыль и песок. Затем она рванула ручку передней двери кабины и с нечеловеческим проворством сиганула из самолёта.

Я последовал за ней.

И прежде чем мне удалось что-либо понять, в руках Клавы неведомо откуда появился здоровенный нож, живо напоминающий то ли стропорез, то ли мачете. Весьма ловко орудуя им, она перерезала верёвки, которыми «Виллис» был пришвартован к деревянной платформе. Вслед за этим она прыгнула за баранку джипа, завела мотор и подъехала вплотную к фюзеляжу С-47.

– Что стоишь? – спросила Клаудия укоризненно. – Быстро грузи имущество и вывози!

Отметив про себя, что за последние минуты моя спутница произносит волшебное слово «быстро» слишком уж часто, я перекидал в кузов «Виллиса» все пять ящиков и наши вещи, включая Клавин пробковый шлем.

Н-да, таскать тяжести самому, без грузчиков, было не слишком весело. Одна радость – выступивший на моей физиономии обильный пот смыл с неё всю пыль и песок…

Закончив погрузку, я вернулся в самолёт и один за другим снял с турелей оба пулемёта.

Как я уже успел обратить внимание, наш «Виллис» был предварительно оборудован и оснащён подобно джипам британских «дальних пустынных разведпатрулей» времён прославленной, явно непропорционально своему значению, североафриканской кампании, или более поздним машинам десантников из SAS.

На его лишённом ветрового стекла капоте и на корме было закреплено десяток канистр с водой и бензином, а перед радиатором стоял дополнительный бачок для воды. Кроме того, на этом джипе были оборудованы и две турели для оружия.

И пока я переводил дух, Клава ловко закрепила на передней вертлюге, рядом с водителем, один из притащенных мной «Браунингов» и вставила в него свежую ленту.

– Быстро садись! – велела она всё тем же командным тоном. Я запрыгнул в джип, и мы отъехали метров на двести от С-47, левое крыло которого всё ещё продолжало гореть.

Потом Клава неожиданно притормозила и вылезла из-за баранки. Я, не вполне понимая, что происходит, с удивлением смотрел, как она расстилает на песке брезентовое полотнище (то, в которое был завёрнут мой бронежилет) и ставит на него свой чемодан, а затем вынимает из наваренных на капоте джипа зажимов тяжёлую канистру.

Поставив канистру на песок, она сняла с шеи косынку и потянула платье через голову. Через минуту она стояла передо мной в трусах и лифчике.

– Иди сюда, – потребовала она, скидывая туфли. – Польёшь! А то не могу я путешествовать дальше в таком виде! Только смотри, воды у нас не особо много!

Скажи на милость – «путешествовать», слог-то какой… Экая эстетка, но что тут скажешь – просвещённая Европа.