Евгений Красницкий - Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила [сборник]

– А больше у нас никто из самострелов не стреляет, его болт.

– Где он? – дед снова начал оглядываться.

– Так вон же, рядом! – Лука ткнул протянутой рукой в Мишкину сторону. – Вон его сани, а чего это он на снегу лежит?

– Иди, Лука, я сам. Поднимай стан, накормим людей, скотину, и как раз рассветет. Ехать надо. И построже там, хватит с нас приключений. Илья, что тут у вас?

– Корней Агеич, медку не найдется? – Илья был предельно вежлив, только что не кланялся. – А то Михайла травы для перевязки жевал, горько же.

– А запаренной травы у тебя, конечно, нет? – недовольно пробурчал дед.

– Вчера вся вышла, хотел с утра запарить, да вот ведь какие дела…

– Что тут у вас случилось-то?

– Михайла лазутчика заметил. Я-то вполуха сплю, когда раненые… чувствую, он дышать по-другому стал, только хотел встать, посмотреть, а он шепчет: самострел давай. Ну и… это, я заряжал, он стрелял, а потом в нас. Он, от греха, из саней вывалился, ну и рана открылась. Так как насчет медку-то?

– Есть, есть, – дед похлопал по баклажке, привешенной к поясу, – только давай его сначала на место переложим.

– Я сам, деда…

– Лежи уж… сам. Взяли! Вот так, на, хлебни, травы и правда горькие.

– Корней Агеич, дозволь и мне приложиться, кости все ноют, видать, снег пойдет.

– Вот только этого нам и не хватало. Приложись, чего уж там, вдвоем сегодня стреляли. Я Бурею скажу… эй-эй, меру-то знай! Чуть не все выхлебал! Всем ты хорош, Илья, но в питии удержу не знаешь.

– Чего сказать-то мне хотел, Корней? – раздался сбоку неприятный хриплый голос.

Обозный старшина Бурей был не просто страшен – им можно было пугать не только детей, но даже и взрослых. Горбатый, руки висят ниже колен, надбровные дуги – как у питекантропа, носа почти нет, а борода растет от самых глаз. Ратнинские бабы вполне серьезно утверждали, что матушка прижила Бурея в лесу с лешим. Единственный из обозников, он имел серебряное кольцо ратника, причем заработал его за один раз. Обладая жуткой физической силой, однажды, когда к телегам с ранеными прорвались половцы, он оглоблей вынес из седел одиннадцать степняков, а из него самого потом вытащили четыре стрелы.

Мужики Бурея уважали не только за силу, но и за ум, а также за кое-какие лекарские знания, недоступные даже Настене. К уважению, правда, примешивалась некоторая доля легкой жути. Не из-за внешности, а из-за того, что Бурей умел избавить от мучений безнадежного раненого всего лишь нажатием большим пальцем на одному ему известную точку шейного отдела позвоночника.

Полонянки же и холопки держали Бурея чуть ли не наравне с Сатаной, поскольку до плотских утех он был не просто большим охотником, а прямо-таки фанатом. Сколько их, бедолаг, прошло через его руки, он, наверно, и сам не знал. Дважды он даже женился, но заканчивалось все одинаково: жены рожали ему мертвых младенцев и вскоре умирали сами.

– Чего сказать-то хотел, Корней? – повторил обозный старшина.

– Илюха твой отличился, надо бы наградить.

– С чего награждать-то? – Бурей даже и не глянул на Илью. – Или долю обозу увеличишь?

– Ты же знаешь, – пожал плечами дед, – против обычая никто не пойдет.

– Ну так что тогда?

– Зайди ко мне, как приедем, поговорим.

– Как приедем, тебе не до того будет: этакую прорву народу пристраивать придется, а потом у тебя настроение пропадет, обозник, по сравнению с другими делами, мелочью покажется, да и забудется. Что, не так?

Авторитетов для Бурея не существовало, он и с князем, наверно, так же разговаривал бы. За свою жизнь обозный старшина пережил столько унижений и несчастий, что не боялся никого и ничего. Как дразнили его в детстве ровесники, как насмехались в юности девки, как ненавидели и боялись холопки…

– Кхе! Ладно, тогда по-другому сделаем. Лавруха весь ратнинский обоз поднял и сюда гонит. Надо из городища сено и прочий корм для скотины забрать, а потом все там сжечь.

– Знаю, – кивнул Бурей, – сам с ними пойду.

– Вот и возьми Илюху с собой, там еще пошарить можно, не все же с собой увезли, глядишь, и найдется что для хозяйства.

– Возьму. Что найдем – наше?

– Да, – согласно кивнул дед, – мы свое уже взяли. Потом все подожжете.

– А если люди попадутся?

– Возьмешь – твои будут. Охрану дать? – было заметно, что деду очень не хочется отпускать с Буреем ратников, которых и так было мало, но не предложить он не имел права. Бурей это, конечно же, и сам понял, поэтому лишь махнул рукой:

– Сами управимся.

– Деда, можно мне сказать? – Мишка приподнялся на локтях.

– Не встревай, сопляк, – Бурей коротко обернулся в Мишкину сторону. – Старшие разговаривают, жди, пока спросят!

– А он не тебя и спрашивает, Буреюшка, угомонись, милый. Говори, Михайла.

– Ну я тогда пошел, – Бурей развернулся, собираясь уйти.

– Стой, где стоишь! – скомандовал дед. – Я тебя отпускал? Ладно, молодые распустились, ты-то чего?

– Недосуг, дел много.

– Ничего, подожди. Михайла, бывает, и дело говорит. Ну, Михайла?

– Ты вот про охрану сейчас сказал, а Илья мне рассказывал, как, бывает, обозы громят. Я и подумал: дать бы обозникам самострелы. Сильным быть не нужно, научиться можно быстро, а несколько десятков выстрелов – это ж сила! Илья из моего попробовал стрельнуть, получилось.

– Что скажешь, Бурей?

– Игрушка, Корней. Я против.

– Дядька Бурей…

– Я тебе не дядька!

– Серафим Ипатьич! Да если хоть несколько жизней самострелы спасут, и то хорошо, а если удачно получится, то и вообще к обозу ворогов не подпустите.

– Много ты знаешь про обозы…

– Корней, Корней, ты глянь! – с той стороны, откуда в Мишку стрелял лучник, быстрыми шагами приближался Лука. – Корней, что твой Михайла творит! Скоро все мои лучники к нему учиться убегут. Ты только глянь!

В руке Лука Говорун держал обычный лук-однодеревку, какими пользовались лесовики. Но этот лук отличался от остальных тем, что был изуродован попаданием самострельного болта. Чуть выше середины древка кусок дерева был вырван, и от этого места шла трещина почти на две трети длины всего лука.

– В темноте, на слух – и так попасть. Михайла, ты как это?

– Так же, как и он, – Мишка показал треснувшее ложе самострела с застрявшим в нем наконечником стрелы. – Наверно, одновременно выстрелили.

– Дай-ка!

Бурей забрал у Мишки самострел, повертел в руках, без видимого усилия отжал рукой рычаг, щелкнул спуском.

– Значит, не врут, что он уже десяток народу из этой штуки уложил? – демонстративно игнорируя Мишку, Бурей обращался с вопросом к деду.

– Не врут, – подтвердил сотник.

– Что, Корнеюшка? – Бурей неожиданно ощерился. – Лисовина растишь?

– Внука ращу! – дед вызывающе выпятил вперед бороду. – Ты что, передумал?