Евгений Красницкий - Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила [сборник]

– Умен у тебя десятник, Мишаня, даже удивительно.

– У него хороший наставник был.

– Дураку любой наставник не впрок, – Нинея повернулась к внучке. – А ты что скажешь, Красава?

– Мишане бы еще шубу соболью, перстни с каменьями да сапожки красные. Вот бы он тогда красавец был! А я бы, как выросла, на нем бы женилась!

Смеющуюся Нинею Мишка еще не видел. Улыбающуюся – да. Усмехающуюся – тоже. А вот хохочущую, утирающую слезы и хлопающую себя ладонями по коленям, – нет.

Потом был шум, гам, детская возня, хохот – Нинея (или все же Красава?) «отпустила» своих внучат, а Мишка с Роськой принялись раздавать привезенные из Турова подарки. Мишка с удивлением смотрел на своего десятника. Роська, видимо, впервые в жизни принимал участие в таком мероприятии и был счастлив, кажется, больше всех шестерых детишек, вместе взятых. Каждая детская улыбка, каждый радостный вопль словно впитывались в него и накапливались, как в каком-то неизвестном науке аккумуляторе. Бывший Никифоров холоп прямо-таки светился от этой «конденсированной радости».

«Вот-вот, десятник Василий, посмотри на это все, порадуйся вместе с ними, а потом как-нибудь вспомни, что попы этих детишек не иначе как исчадиями ада поименовали бы. Вспомни (или я найду случай напомнить) и задумайся. А то что-то ты слишком уж рьяным христианином заделался – начинаешь все в черно-белом виде воспринимать. Нет, брат Ростислав, не все в этой жизни так просто, существуют и другие цвета и оттенки» .

Мишка развернул сверток с пуховым платком, который он по-прежнему называл про себя оренбургским. Почему-то захотелось не просто отдать его Нинее, а собственноручно накинуть его ей на плечи. Мишка не стал сопротивляться этому желанию, так и поступил и вдруг словно ослеп от всплывшей из глубин памяти картинки далекого детства.

Отец тогда вернулся из заграничной командировки – ездил учить военных моряков ГДР управляться с новым видом оружия – ракетными катерами. Загранпоездка, пусть даже и в социалистическую страну, по тем временам была редкостью, подарков отец привез кучу и вот так же молча вытащил из сумки и накинул матери на плечи пальто из искусственной кожи – последний писк моды начала шестидесятых годов XX века, несбыточную мечту ленинградских модниц.

Картинка исчезла, оставив после себя сладкую горечь воспоминаний о безвозвратно ушедшем, а на Мишку вдруг обрушилась целая лавина ощущений и впечатлений. Первое – изумленный взгляд настежь распахнутых глаз Красавы, остановившийся на нем и Нинее. Второе – боль в раненой ноге – начисто забыл про костыли, это ж надо! И самое неожиданное – склоненная к плечу голова волхвы, прижавшаяся щекой к тыльной стороне Мишкиной ладони.

«Боже мой, сколько же лет она мужской руки на своем плече не ощущала? Умная, поразительно, по нынешним временам, образованная, властная и … такая одинокая Светлая боярыня, по каким-то причинам похоронившая себя в глуши припятских лесов и болот. Что ей сейчас вспомнилось, так же как и мне? Отец, муж, сын, любовник? Ничего-то я о ней не знаю, но … »

Не отнимая руки, Мишка сдвинулся чуть вперед и, заглянув в наполненные готовыми пролиться слезами глаза Нинеи, тихо повторил ей ее же присловье:

– Все хорошо, не печалься, Гредислава, все хорошо.

Нинея со всхлипом втянула в себя воздух и так же тихо ответила:

– Сядь, Мишаня, нога-то у тебя…

– Ничего, не больно… почти…

– Больно, я чувствую… садись, садись…

Волхва отерла уголком платка глаза, выпрямилась и уже совсем другим голосом распорядилась:

– А ну! На стол собирать! Ужинать пора!

Каждый, кроме самых маленьких, занялся своим делом, чувствовалось, что внучата давно приучены к определенному порядку. Мишка опустился на лавку и почти сразу же почувствовал правым ухом горячий шепот Красавы, воспользовавшейся тем, что Нинея отвлеклась к печи:

– Ты зачем бабулю ворожил? Она тебя и так любит.

– Ничего я не ворожил… – попытался, так же шепотом, оправдаться Мишка. – Да и не умею я…

– Врешь, я видела! – безапелляционно заявила Красава. – Но ничего, я на тебе все равно женюсь!

Внучка волхвы упорхнула, а Мишка так и остался сидеть в состоянии столбняка.

«Здрасте, приехали! Мало мне одной невесты от деда, так еще и эта на меня глаз положила! Еще и к бабке приревновала, обалдеть! Примите мои поздравления, сэр Майкл, вы идете у дам нарасхват, как колбаса в горбачевские времена! Ребенок, конечно, еще, а вдруг не передумает? Ведь и замочить из ревности может запросто. Ну, влип!»

После ужина ребятня шустро прибрала со стола и, повинуясь Нинеиной команде, отправилась спать. Ни капризов, ни возражений. К величайшему Мишкиному удивлению, Роська вместе со всеми поплелся за занавеску, где располагались полати.

«М-да, на коротком поводке Нинея ребят держит. Привыкнут, как без нее обходиться станут?»

Мишка и Нинея остались сумерничать вдвоем. Волхва поставила на стол подаренные Мишкой подсвечники, зажгла свечи, села напротив, подперев щеку кулаком.

– О чем задумался, Мишаня?

– О детишках твоих, баба Нинея.

– И что ж думаешь?

– Да вот подумалось мне: привыкнут они, что ты за них думаешь и решаешь, каждый шаг их стережешь, как потом жить будут?

– Так, как ты их научишь. Я не вечная, а кроме как на тебя мне их оставить не на кого, – Нинея вздохнула и неожиданно предложила, – можешь прямо сейчас начать. Хочешь?

– Хочу, но не могу. Но и не думать про это не могу тоже. Не сердись, ты спросила, я ответил.

– Можешь, уже сейчас можешь, но я подожду. Сколько-то лет еще подожду, но уж воспитывать ребят буду, как умею, – волхва выдержала паузу, показывая, что тема закрыта, потом спросила: – Ты ведь еще о чем-то узнать хотел?

– Скажи, нет ли какой-нибудь сказки или истории… неважно – правда или вымысел. В общем, что-то про взрослого, живущего в теле ребенка. И это должно быть страшно, страшная история.

– Вот оно как… Взрослый в ребенке, – Нинея ненадолго задумалась. – Есть такая сказка, а может – быль, кто ж знает?

– Расскажешь?

– Что ж не рассказать? Была у одной ведуньи ученица. Плохая была ученица. То ли ленилась, то ли дар у нее слабый был, хотя бывает, что и учитель негодный попадается. Всякое бывает. Выгнала ее ведунья, не стала дальше учить. Пошла девка домой и уже почти дошла до дому, как видит, степняки в сторону ее веси пробираются. Побежала она, хотела короткой дорогой через лес пробраться, да заметили ее степняки и подстрелили. Лежит она со стрелой в спине, чувствует, что умирает. «Что за жизнь у меня? – думает. – Всего два дела у меня важных было: на ведунью выучиться и земляков предупредить. И ни то, ни другое сделать не смогла».