Александр Бушков - Лабиринт

Во время работы над повестью автора неоднократно посещала почти зримая картина некоего аутодафе: на костре, сложенном из экземпляров повести, грустно стоит он сам, а у подножия торжествующе хохочут специалисты по древнегреческой мифологии.

Признаться, у вышеупомянутых специалистов, безусловно, есть все основания для расправы. В повести поставлены с ног на голову наиболее известные мифы Древней Эллады, варварски нарушена их временная последовательность, а кое-где легенды смешаны с реальной историей. Действительно, Гомер родился и создал свои эпопеи значительно позднее минойской эпохи, времени действия как мифа о Тезее и Минотавре, так и повести. Хотя герои повести говорят о нем, как о давно умершем классике. Дедал с Икаром бежали с Крита после смерти Минотавра, а не за двадцать лет до описываемых событий. Наконец, реальный Крит вряд ли имел что-нибудь общее с измышленным автором, который ничтоже сумняшеся давал минойцам эллинские имена, сваливал в одну кучу Гомера, древних бриттов, Атлантиду, разгром греческой армии в дельте Нила – словом, сделал все, чтобы попасть под уничтожающий огонь любителей строгой скрупулезности.

Все так. В свое оправдание автор может сказать одно – что писал он не историческую повесть (правда, и не фантастическую). Более того, все анахронизмы и несообразности допущены вполне сознательно. Ибо весь интерес и внимание здесь отданы истории Минотавра и узкому кругу участников этой истории. Все остальное – фон и театральные декорации. Каждый знает, что королевский дворец на сцене – картонный, а драгоценности принцессы – цветное стекло. Однако эти детали нас не возмущают, потому что куда важнее – актеры и пьеса, которую они играют. Разве Шекспир не знал, что во время Ричарда III не было башенных часов, а во времена Цезаря – очков? А во что он превратил реальную историю в «Цезаре и Клеопатре»? Поверьте, я не пытаюсь спрятаться за спинами великих – всего лишь ссылаюсь на прецеденты.

И еще одно уточнение. Как ни странно, один из главных героев повести существовал в действительности. Некоторое время назад при раскопках одного из древнеегипетских городов была найдена каменная плита с лаконичной надписью: «Я – Рино с острова Крит, по воле богов толкую сны». По заключению специалистов, это самая древняя в истории человечества реклама. Реклама, как известно из энциклопедического словаря, – термин, произведенный от латинского reclamo (выкрикиваю) и означающий популяризацию товаров, услуг, зрелищ, кандидатов в президенты всеми мыслимыми способами, кроме устного. Пока не найдено нечто более древнее, умерший тысячи лет назад критянин по имени Рино (по другой транскрипции – Ринос) может считаться отцом-основателем и изобретателем рекламы. Вся мощная рекламная индустрия наших дней, использующая радио, телевидение, прессу, лазеры, последние достижения полиграфии и даже небо, в котором самолеты вычерчивают цветными дымами названия марок сигарет, летают аэростаты в виде джинсов «Левис», – вся эта изощренно-отлаженная и чрезвычайно доходная машина имеет своим истоком скромную каменную вывеску.

Над этим стоит задуматься. Творцы многих важных изобретений забыты прочно и, если мы только не изобретем машину времени, навсегда. Мы не помним имен изобретателей колеса, компаса, пороха, лодки – они канули в безвестность. Однако создатель рекламы, в общем-то третьестепенного предмета, не принесшего людям особых благ, сумел угодить на скрижали истории, и никто пока не оспаривает его приоритета. Еще один парадокс, которыми история землян, что уж греха таить, богата чрезвычайно.

Естественно, возникают вопросы. Что он был за человек, изобретатель рекламы, как получилось, что он покинул родину, могучий Крит, где города – беспрецедентный пример – не имели крепостных стен. Как получилось, что он набрался смелости утверждать, будто выполняет волю богов? Определенно можно сказать лишь, что род его занятий подразумевает определенные свойства характера и склад ума, а это не может не повлечь за собой… что? Мы не знаем. Однако сказано: посеешь характер – пожнешь судьбу. А когда речь идет о человеке, о котором ровным счетом ничего не известно, открывается широкий простор для домыслов и интерпретаций. Вот так и получилось, что в повесть с полным на то правом шагнул толкователь снов, известный как изобретатель рекламы. Проще простого заявить, что ничего подобного он не совершал, но кто может утверждать, что он не поступил бы так, подвернись случай? Нет таких гарантий. Не было Лабиринта, не было всего с ним связанного? Могло быть. А может, и было, только чуть иначе? Может, это было вчера? С людьми, которых мы прекрасно знаем?

Исходные данные (энциклопедическая справка)

Лабиринт при Кносском дворце царя Миноса – огромное здание со множеством помещений и запутанных ходов. По приказу Миноса построен великим мастером Дедалом – для содержания в нем чудовища Минотавра, представлявшего собой человека с бычьей головой, сына царицы Крита Пасифаи и быка. Регулярно греческие города присылали на съедание Минотавру живую дань – семь юношей и семь девушек. Минотавр убит сыном афинского царя Тезеем, которому помогла дочь Миноса Ариадна, уплывшая после этого с Тезеем, но брошенная им по дороге в Афины.

Конец энциклопедической справки

Ему казалось, что не поздно еще все поправить, вернуть вчерашний беспечальный день, хотя никто из окружавших его в это уже не верил. Не верил, если заглянуть в его мысли, и он сам – просто не дотлела пока надежда на всегдашнюю удачу, последние огоньки не затянул еще пушистый пепел.

Очень старый человек в бесценном пурпурном одеянии отошел от окна к столу, взял тяжелую чашу, подержал, уронил на пол. Звякнуло о мрамор, покатилось и замерло маслянисто поблескивающее золото. Предательский металл, столько лет считавшийся самым верным, – стократ нужнее сейчас была бронза, из которой делали оружие. Ну и, разумеется, руки, чтобы это оружие держать. А рук как раз и не хватало.

К богам обращаться было бесполезно: он всегда их презирал, а олимпийцы злопамятнее людей. Сохранилась разве что слабая надежда: где-то поблизости дрались наемники, в Афинах стоял критский полк. А от всего царства у Тезея остался только дворец, к стенам которого уже подступали восставшие, от воплей и стука мечей нельзя было укрыться ни в одном зале, ни в одном самом глухом закоулке огромного мрачного дворца.

Царь поднял голову и встретил взгляд неслышно вошедшего придворного – в нем была преданность, как встарь, купленная не золотом и не страхом. Но было и еще что-то, отстраненное и безнадежное, как стук в двери пустого дома. Так смотрят на человека, которого через минуту должны повесить, – он еще живет и дышит, но уже вычеркнут из человечества, нет его больше.