Дмитрий Хван - Ангарский сокол: Шаг в Аномалию. Ангарский Сокол. Между Балтикой и Амуром

– Меня зовут Пётр, а его Павел, – ответил один из них. – Это мой брат. Вы же из Советского Союза?

– Нет, – опешил майор. – Но так моя страна называлась раньше.

Пареньки переглянулись, не понимая, о чём говорит этот человек. Потом они тихонько поговорили между собой, так, чтобы Сазонов их не услышал.

– Вы же не американцы? – наконец, спросил тот, кого звали Павлом.

– Нет, мы русские, – как можно мягче сказал майор. – Вы проводите нас к отцу?

– Тебя проводим, а остальных – нет, – шмыгнул носом Пётр. – Ну, пошли, что ль?

Ребята, подхватив свои мешки, принялись подниматься на гребень сопки. А вскоре они уже спускались с другой стороны по видимой только им тропке, уходившей круто вниз. Сазонову едва получалось не отставать от братьев, высматривая, куда ставить ногу. Мальчишки продолжали радостно без умолку галдеть, перемежая иногда русскую речь незнакомыми Алексею словами. Речь их всё же отличалась некоторым акцентом, но вскоре он перестал его ощущать, приноровился к говору.

Мелкие камешки с шуршанием осыпались из-под ботинок, майору приходилось то и дело держаться за пучки травы, растущей между камнями. Он успевал ещё и поглядывать по сторонам. А со склона, где они сейчас находились, открывался поистине шикарный вид. С одной стороны – голубое море воды, с другой – зелёное море леса, а далёко впереди за скрывающимися в тумане изумрудными холмами гордой грядой выступают горы. Восторг, одним словом!

Бойцы тем временем заняли площадку, откуда только что ушли незнакомцы и майор Сазонов. В центре её ещё горел костёр. Рядом была навалена куча хвороста, а кости и куски шкуры какого-то копытного лежали в ямке, явно с прицелом прикопать это добро позднее. Новиков, осмотрев площадку, приказал радистам передать сообщение на базу, но скалы отражали радиоволну.

– На гребень холма шуруйте, попробуйте там связь.

Карпинский полез вверх по склону, с некоторым отставанием за ним стал карабкаться радист отряда Иван Коломейцев.

– Пётр, всё, давай, тут склон подходящий! – воскликнул он, снимая рацию.

Присев на безлесном каменистом склоне, Иван попробовал связаться с лагерем. После нескольких попыток связь появилась. Коломейцев принялся передавать сведения о произошедшей встрече с местными жителями, говорившими на русском языке и о решении Сазонова пойти на более тесный контакт с ними.

– Пётр, пошли, – Иван закончил передачу и собрался спускаться. – Ты чего?

– Слушай Вань, ты пока посиди тут, а я наверх слазаю. – Гребень сопки манил своей близостью. – До вершины всего ничего.

– Погодь, давай вместе.

Через некоторое время бойцы выбрались на поросшую редкой травой и продуваемую ветром вершину. Открывшиеся красоты заставили Карпинского присвистнуть. Стянув берет, он взъерошил волосы и зашагал к каменному выступу, за которым начинался довольно крутой склон. И застыл там.

– Ваня! Давай сюда! – Пётр с изумлением оглядывал открывшуюся его взорам картину.

Радист подбежал к мичману и тоже оторопел от неожиданности. Внизу, на берегу реки, изливающейся из огромного озера, располагался посёлок. Рядом с ним было видно несколько аккуратных прямоугольников обработанной земли, ограждённой по периметру забором. Неподалёку горело и несколько костров, а на берегу угадывались вытащенные из воды лодки, перевёрнутые днищем вверх. Вокруг самого крупного костра сидело много людей, перед ними кривлялись и махали руками странные фигурки. Карпинский посчитал примерное количество людей, – выходило никак не меньше пятидесяти-шестидесяти человек. Переведя взгляд на реку, Иван показал на торчащую из воды скалу. Рядом с ней на воде качалось несколько лодок.

– Майор к тем дикарям отправился? – спросил Пётр.

– По всей видимости, – растерянно проговорил радист.

Карпинский между тем осматривал посёлок. В основном там были конические домишки, похожие на… На что? Казалось, на индейские вигвамы, не раз виденные в кино.

– Это чумы? – предположил радист. – Как в Сибири?

Также виднелась и пара шалашей.

– Ладно, двигаем к нашим, – Пётр похлопал радиста по плечу. – Ваське надо рассказать.

Несколько километров восточнее

Спустившись со склона, братья, по едва угадывающейся тропке, повели майора в лес. Расстилавшийся между грядами сопок, он был тёмным и густым. Настоящая девственная тайга, не знавшая топора. Продираться сквозь неё было сущее проклятие. Алексей вполголоса ругался, снимая с лица очередную налипшую паутину да отводя в стороны ветви, так и норовившие его ударить. Услышав тихое подхихикивание, Алексей нарочито строго проговорил:

– Чего лыбитесь? Думаете, я каждый день, как и вы, тут шастаю? Почему мы не идём в посёлок?

– А зачем? – искренне удивились пареньки. – Данул не будет рад чужаку.

– Данул – это кто?

– Наш вождь, – ответил Пётр. – Он незнакомцев не жалует.

Наконец, они вышли на небольшую полянку, покрытую мягким ковром тёмно-зелёного мха. Сазонов сразу обратил внимание на груду валежника в центре поляны, призванного, видимо, скрыть некое сооружение.

– Землянка? – указал майор на тёмный зев под поваленным стволом ели, также покрытой мхом.

– Там раньше берлога была. Отец с дядькой Витей убили медведя, а яму расширили, – пояснил Павел.

Потом он сказал брату остаться здесь с гостем, а сам отправился в посёлок за отцом. Не было его около часа. Это время Сазонов провёл в разговорах с Петром. Оказалось, что фамилия его Васильев, а его отца звали Николай Сергеевич. И что кроме Павла, у него было ещё четыре брата и две сестры.

– Это сколько же у твоего отца жён? – удивился Алексей.

– Трое жён. Нашу с Павлушей маму отец Ольгой зовёт, – объяснил паренёк. – Она самая любимая у него, младшая.

У дяди Виктора, как выяснилось, тоже три жены, да и детей на одного больше. Словоохотливый Пётр рассказал, что живут они в посёлке, а тут у них, по словам отца, дача. Сазонов спросил разрешения посмотреть на землянку. Перед дверью, обитой рогожей, Алексей наткнулся на череп медведя, висевший над входом.

– Чтобы чужие не зашли, – моментально пояснил Пётр.

Хмыкнув и покачав головой, майор достал фонарик и толкнул дверь. Луч, ворвавшийся внутрь, вызвал у Петра удивлённый вскрик. Объяснив ему природу появления света, Сазонов подарил ему и сам фонарь. Внутри землянки ничего интересного не было: посередине – кострище, по краям – лавки да два топчана, на которых лежала солома, покрытая всё той же рогожей.

– А там, внизу – нычка, – брякнул Пётр.

– Что? – не понял майор. – Какая нычка?

– Ну… – замешкался парень, тут же поняв, что сболтнул лишнее. – Не говорите отцу об этом, пожалуйста!

В лесу послышался треск сучьев. Кто-то приближался, будто бы намеренно производя шум, дабы появление его не стало сюрпризом. А вскоре на полянку вышел коренастый человек с пышной растительностью на лице. Одет он был так же, как и ребята – курточка из грубой ткани, штаны и мокасины. Он издал торжествующий вопль и устремился к майору, тут же заключив его в крепкие объятия. Мужчина, с мокрыми от слёз глазами, с минуту не отрывал взгляда от Алексея. Его борода задралась лопатой кверху, а улыбка оказалась щербатой. Довольно продолжительное время человек не мог вымолвить и слова, только похлопывал Сазонова по плечам, по груди и снова обнимал. Его сыновья стояли рядом, не понимая, отчего у их отца текут слёзы. Казалось, они такого до сих пор не видали. Отерев рукавами лицо, мужчина, наконец, выдохнул: