Дмитрий Хван - Ангарский сокол: Шаг в Аномалию. Ангарский Сокол. Между Балтикой и Амуром

– Lade penge! – хрипло каркнул Ханс, буравя нас взглядом огромных глаз, игравших двумя живыми самоцветами среди, казалось, грубо вырубленного из дерева лица.

– Отдай ему деньги за провоз, Пётр Лексеич, – проговорил мне Тимофей.

Я снял перекинутый через плечо ремень кошеля с серебром, подав его капитану. Тот, развязав тесёмку, заглянул внутрь и, оставшись довольным увиденным, важно кивнул мне и ушёл, прикрикнув на столпившихся матросов.

– Дисциплинка не то чтобы очень, – сказал по этому поводу один из морпехов, одетых в «золотые одежды» – Александр из Владимирской области.

Едва мы осмотрелись, как к нам приблизился моряк в кожаной куртке и войлочной шляпе с заломанными краями, судя по медному свистку – боцман. Он, хмуро окинув нас оценивающим взглядом, жестами позвал нас за собою, приведя к кормовой надстройке. Нам полагалась вся правая её половина, как и договаривался Тимофей. Внутри изрядно воняло и было слишком душно. Стены были покрыты липкой чёрной смолой. Первое, что мы сделали, – немедленно отворили небольшие слюдяные оконца, чтобы пустить внутрь свежего воздуха Беломорья. Сваленные на топчанах тряпичные тюфяки, видимо, самые чистые на этом корабле, мы немедленно и с немалой опаской вытащили наружу. Рассадник вони и клопов в нашем помещении был явно лишним. Дальнейший осмотр помещений, в которых нам придётся провести не один день, выявил, что полы в наших двух каютах не мыли, по всей видимости, с того момента, как корабль был спущен на воду. Тимофей тут же был послан за тряпками и вёдрами.

Вскоре подошедший боцман в удивлении чесал макушку – чужаки выволокли наружу совсем чистые тюфяки и устроили мытьё полов! Причём Бьёрн отметил ту ловкость, с которой эти люди вытаскивали ведро с забортной водой, видимо, им и ранее приходилось это делать. А он уж думал содрать с них за наверняка бы упущенное в море ведро ещё монетку.

«Странные они», – подумал боцман и решил ещё немного понаблюдать за ними.

То, что они не московиты, стало ясно сразу, несмотря на их одежду. Точнее, московиты среди них были, но они явно были слугами тех, других. А те мало того, что отличаются от московитов свободным от бороды лицом, но и держатся на палубе привычно. Да и вообще чувствуют себя, как дома.

«Поговорю с Хансом», – решил боцман. Развернувшись, он увидел, что свободные от вахты моряки столпились за ним и, почёсываясь, озадаченно смотрят на чужаков.

– Чего вылупились, чёртово отродье? – боцман раздвинул руками небольшую толпу.

– Бьёрн, они мыться принялись, – один из моряков показал грязным пальцем в сторону надстройки.

Боцман с удивлением оглянулся: и точно, чужаки, оставшись в светлых подштанниках, принялись уже обливаться водой и намыливать свои тела. Московиты же в этом не участвовали. Поэтому безбородые смеялись над ними и предлагали в шутку окатить их водой, – чудно!

– Ого, боцман! У них рисунки на теле! – воскликнул один из молодых матросов.

Бьёрн решил-таки подойти поближе.

Во время наших послеуборочных водных процедур ко мне подошёл боцман и начал что-то требовательно говорить, хотя я заметил тщательно скрываемую им растерянность. Слов его я не понимал, но общий смысл уловил: этот человек в обильно смазанных ворванью сапогах хотел денег. Меня, как обычно, выручил Тимофей Кузьмин:

– Он денег хочет, полрубля. За воду, еду и тюфяки надо заплатить, – хмуро проговорил он.

– Так у нас свои запасы! Я бы не стал пить их воду и, тем более, брать их еду! А матрасы мы же убрали, – я хотел было отшить наглого боцмана, но Кузьмин и Микулич посоветовали мне не ерепениться, а заплатить требуемую сумму.

Мне пришлось отсчитывать так нужную в Кристинии мелочь. Мелочью я считал всё, кроме золота. Конечно, у нас были «лишние» золотые пластины, но кто знает, как оно дальше повернётся? Удастся ли золото удачно разменять или там свои курсы валют и драгметаллов? Скрепя сердце я вручил изображающему скуку боцману примерно полрубля серебром. Тот, получив деньги, ухмыльнулся и, погремев металлом в ладони, ушёл за дверь левой стороны надстройки.

– Он отдаст деньги капитану, – проговорил Кузьмин.

– Пускай они подавятся своей тухлой селёдкой, – проворчал я, сожалея о лишней трате.

Анекдот какой-то – сервиса нет, а заплатить надо.

На следующий день я решил устроить очередное занятие для нижегородцев по матчасти вооружения и теории обращения с револьвером и карабином. Оружие было вытащено из ящиков, мужики снаряжали и разряжали его, указывали на составные части конструкции оружия и рассказывали о взаимодействии механизмов.

– Может, постреляем? – предложил Белов.

– Не думаю, что это хорошая идея, Брайан. Капитан вряд ли будет доволен нашей пальбой.

– А я бы пострелял, – задумчиво проговорил Микулич. – Что-то мы с Тимофеем опасаемся, как бы даны не захотели бы попробовать нас пощипать.

Я вопросительно посмотрел на Кузьмина, тот развёл руки:

– А что тут странного, Пётр Алексеевич? Обычное дело.

По рассказам Тимофея я вынес одно – в этом веке понятие купец и пират довольно размытое и может меняться в зависимости от ситуации, благоволящей к грабежу либо нет. Можно и попробовать попугать их либо озадачить. И всё-таки я настоял пока попридержать эту идею – не нужно лишнего шума, сейчас главное до Кристиании доплыть без проблем. Но карабины я приказал в ящики не убирать, а, заряженные, держать под рукой. Да следить за всяким движением датчан у надстройки. Лишний раз поостеречься – не лишнее. Да и вообще постараться не высовываться. Однако морпехи, соскучившиеся по настоящему морю, старались чаще бывать на палубе, наблюдая за работой датчан. Дело дошло до того, что боцман Бьёрн сам подошёл ко мне и посоветовал моим людям держаться подальше от его моряков.

А вечером второго дня пути в нашу каюту ввалился пропахший винным уксусом тип в донельзя грязной одежде. Он озирался по сторонам, не зная, чему удивляться, то ли сложенным на виду карабинам, то ли неведомой ему чистоте и уюту, царящему в каюте. Не найдя глазами того, к кому ему стоило бы обратиться, он сбивчиво и плаксиво заговорил, обводя горестным взглядом всех нас. Речь его продолжалась около пары минут, и даже я понял, что он повторял какой-то рассказ. По-видимому, что-то случилось с его сыном, так как он говорил «сён» и «книв», явно упоминал Архангельск и англичан, будь они неладны.

– Тимоха, он что, про сына и нож говорит?

– Да, он говорит, что его сына Кнуда, ещё в Архангельске англы порезали. Корабельный костоправ говорит, что его сын помрёт, а он надеется, что среди нас есть хороший лекарь. Обещает денег.

– Ясно, скажи ему, что мы сейчас посмотрим. Брайан, доставай аптечку! Божедар, возьми чистого белья и воды.