Алексей Живой - Спартанец: Спартанец. Великий царь. Удар в сердце [трилогия]

Когда пыль осела окончательно, Тарас, оставив свой отряд в тылу фаланги – без баллист он пока был не нужен, – пробрался к седловине перевала и осмотрелся. Гоплиты легко выбили бежавших в страхе «бессмертных». Тем более что большая часть из них была погребена под завалами, которые засыпали дорогу и половину свободного пространства. Огромные каменные глыбы и щебень теперь образовали мощнейшую насыпь слева, которую невозможно было преодолеть. А справа теперь оставался лишь небольшой проход шириной не более двадцати метров, наглухо перегороженный спартанскими гоплитами. Те же гоплиты расположились на камнях по самой кромке завала, на случай если среди персов найдутся мастера, способные с ходу перемахнуть многометровую насыпь.

– Ну вот, – взобравшись на гряду, удовлетворенно оглядел Тарас дело рук своих, – чем теперь не Фермопилы.

Проход, конечно, был еще широк, но все же не так, как в начале боя. Теперь его было защищать вдвое легче. Однако персы откатились вниз до самого конца склона и пока даже не помышляли о новой атаке. Оглянувшись назад, Тарас не сразу смог найти свою огневую позицию среди завалов щебня и каменных глыб. Она была почти полностью погребена. И лишь самый конец плато, тот, по которому они успели спуститься на веревках, уцелел. Там еще даже можно было установить штуки три, а то и четыре баллисты.

– Как быстро меняется мир, если есть взрывчатка, – заметил он философски. Затем развернулся и, прыгая по камням, отправился обратно вниз, считать потери.

В тот день персы не предпринимали больше новых атак, и царь Леонид вновь сменил уставших солдат и даже позволил себе впервые покинуть передний край, оставив оборону перевала на Леонта. Однако едва царь оказался позади своих солдат у палатки, поставленной специально для него, то не стал тратить время на отдых, а немедленно велел разыскать и привести к себе командира «артиллеристов». Тарас явился на зов удрученный – он только что пересчитал тех, кто остался в живых, и выяснил, что погибла почти вся прислуга, умевшая обращаться с баллистами, а также подразделение гастрафетчиков. Уцелели лишь двенадцать бойцов, большинство из которых относились к «старой гвардии», тайно вымуштрованной им на просторах Спарты и Мессении. Тренировка принесла плоды. Однако ни баллист, ни гастрафетов сверх двенадцати штук больше не было. Оружие победы, сделав свое дело, было погребено под камнями, и Тарас откровенно не знал, что дальше делать. Его только что сформированное подразделение, лишившись главного, теперь не было столь нужным. И он решил, что Леонид распустит его, на радость остальным спартанцам, и позволит Гисандру самому снова встать в строй.

Каково же было его удивление, когда Леонид, сделав знак сесть у костра и угощаться мясом, вновь завел разговор о баллистах.

– Твое оружие достойно перунов Зевса, – не смог скрыть восхищения царь Спарты, – если бы не оно, мы потеряли бы вдвое больше наших граждан. Ведь персы сильны, и даже мы, несмотря на нашу выучку, не смогли удержать их на перевале.

– Против конных биться сложнее, – посочувствовал Тарас, вспомнив атаку тяжелой кавалерии, и осмелился завести разговор на запретную тему: – Вот если бы у нас были всадники…

– Ты же знаешь, Гисандр, – нахмурился Леонид, давая понять, что тот перешел грань допустимого, – Ликург завещал нам биться пешими. И даже за то оружие, что ты сотворил вместе со своим слугой и отцом втайне от общины, я еще отвечу перед эфорами. Ведь это я разрешил тебе использовать его в бою. Но…

Царь помолчал, вспоминая, как погибали персы в огне и под камнями.

– …я не жалею об этом. И уверен, эфоры простят тебя.

Услышав про эфоров, Тарас невольно вздрогнул, поперхнувшись мясом. Ему тут же вспомнился спартанский обычай судить полководцев-царей сразу после возвращения с войны. И если во всех других греческих полисах победитель, вернувшись с поля боя, мог спокойно наслаждаться законной славой, позабыв обо всем, то в Спарте для царя с этого момента только начинался «разбор полетов». И если эфоры посчитают, что он в чем-то ошибся, управляя армией, и во время войны погибло слишком много спартанских граждан, или обнаружат еще что-нибудь достойное внимания, то участь победителя могла быть отнюдь не славной. Бывали случаи, что царей обвиняли в предательстве, в том, что они получили выкуп от врагов Спарты, в общем, во всех смертных грехах, и осуждали на смерть. В конечном итоге, правда, до этого никогда не доходило – царская власть все же считалась священной. И царям-изгоям просто «разрешали» сбежать, чтобы провести остаток дней на территории какого-нибудь храма.

Но если уж сам царь подлежал суду эфората, то что говорить о доморощенном военном механике. И эфорам будет глубоко наплевать на то, что его оружие помогло спасти Спарту и Грецию. Главная провинность состояла в том, что Тарас изготовил его без разрешения общины, ничего не сообщив эфорам.

«Да уж, в моем случае победителей, похоже, судят и еще как, – призадумался Тарас, внезапно почувствовав незаслуженную обиду. – Нет, ну что за страна! Бьешься ради нее, глотки рвешь. А тебя потом раз – и на небеса, за то, что осмелился без разрешения старших убить вдвое больше врагов своим новым оружием. Да еще папашу подставил».

Но, взяв себя в руки, Тарас тут же отчитал себя за приступ малодушия. Во-первых, его еще никто ни в чем не обвинял. Во-вторых, даже узнав об оружии – эфоры могли его не осудить, а поддержать. Тут уж как карта ляжет. Поразмыслив так, он немного успокоился. Однако следующие слова царя вновь повергли его в изумление.

– Скажи, Гисандр, – нарушил молчание Леонид, прожевав кусок горячего, только что снятого с огня мяса. – Твои… машины, все погибли под завалом?

– Все, – нехотя признался Тарас, ожидая приказа о немедленном роспуске отряда из периеков.

– А можешь ли ты быстро изготовить еще несколько штук? – спросил Леонид, перестав жевать и глядя ему прямо в глаза. Во взгляде царя светился неподдельный интерес.

Тарас еще не успел ничего ответить, как царь продолжил разговор.

– Эти машины так умело сеют смерть среди персидских солдат, что спартанцы уже поговаривают о том, что ты совершил сделку с богами. Никто из них еще не видел, чтобы один человек мог сотрясать скалы и уничтожить с небольшим числом помощников столько вражеских воинов.

Да еще нагнать на них такого страха, что они на целый день позабудут про атаки! Это стоит многого, Гисандр!

«Твои бы слова, да эфорам в уши», – подумал Тарас, невольно возгордившись. Но, вспомнив о небольших запасах балок и горшков в Пеллане, а также скорости, с которой мастера из Кифанты уже научились штамповать баллисты и гастрафеты, вслух сообщил: