Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

– Принято, – сказал Маневич. – Остается лишь договориться о канале связи.

Немец достал блокнот, вырвал лист, написал адрес в Берлине. Показал мне и Маневичу, подождал, пока мы запомним, спрятал в карман.

– Сожгу после, – сказал он, – а то странно будет за столиком, тот тип из-за стойки смотрит. Это – моя служебная квартира. Консьержка привыкла, что туда приходят разные люди, и не будет доносить, даже в гестапо, я лично ее проверял. Не знаю, насколько дела задержат меня в Италии, но с начала марта я буду в Берлине. Пошлите открытку вот по этому адресу (те же манипуляции с другим листком бумаги): привет от дяди Хайнца и любые числительные в тексте – это дата, затем время. Я буду ждать на адресе – а дальше, пошли нам Бог удачи!

Тут он снова посмотрел на меня:

– И совет вам напоследок, молодой человек. Не светите жетоном лишний раз! Даже перед такими, как вот этот, – кивок в сторону стойки. – Потому что он может сказать спросившему его полицейскому, дойдет и до истинных владельцев. Верно, что предъявивший такой жетон по умолчанию считается агентом СД, выполняющим спецзадание, и его запрещено арестовывать, даже если он был пойман в рядах партизан с оружием в руках. Однако же о нахождении человека с жетоном под таким номером на подведомственной территории, те, кто надо, обязаны знать! И если в ответ на запрос, а это законное право задержавшего вас представителя властей, будет заявлено, что номер «чужой», то я вам искренне не завидую! Подвалы гестапои – это очень неуютное место, уж поверьте! И благодарите судьбу, что я очень заинтересован, чтобы вы выбрались отсюда живыми. Держите!

И протягивает мне что-то маленькое, металлическое, завернутое в бумагу.

– Здесь два жетона, больше не могу. Но подлинные – если на эти номера придет запрос, на территории Рима и всей итальянской территории севернее, в период до первого марта, то будет подтверждение. Однако же если дойдет до очной ставки со мной, я заявлю, что впервые вас вижу, а жетоны были выданы совсем другим людям. Так что постарайтесь не спалиться по глупости. Уверяю, что в гестапо и СД умных голов – не одна моя. Честь имею!

Поднимается, откланивается и уходит.

Так, и что это было? Считать ли все масштабной дезой – так вопрос, а в чем смысл? Что здесь может быть ложным – что штурма не будет, или будет другой датой? И чем неверная информация повредит СССР? Или же смысл в другом, это операция глубокого внедрения? Ну, лишь если этот Рудински – британский или штатовский агент. Но с этим пусть уже после разбираются те, кому положено. И в этом смысле информация истинна – как разменная монета в игре.

А что он сейчас работает персонально на себя – весьма вероятно. Знаю, что в нашей реальности, когда в пятьдесят пятом создавали Национальную Народную армию ГДР, то и главком ее был генералом вермахта, попавшим в плен в сорок четвертом под Минском, и все генералы и офицеры тоже прежде против нас повоевали – ну где в Германии, через десять лет после войны, другой обученный комсостав найти? А из кого набирали самый первый состав Штази – неужели из бывших гестаповцев? Слабо верится в такое количество антифашистов-коммунистов со спецподготовкой. Конечно, если в дальнейшем товарищ Сталин слабину даст и Германия взбрыкнет… но во-первых, это не в нашей компетенции, а во-вторых, наш вождь не Меченый и не Борька, особенно когда будущее узнал, так что не дождетесь!

Значит, придется прямо сейчас побегать. Испанские мундиры сняв – зачем нам сейчас драка с эсэсовцами? Впрочем, я заметил, тут полицаи не зверствуют, облав и проверок нет, так что можно и в штатском. А ксивы с собой, это на случай, если все ж придется засветить ствол, не «астру», а маузер, конечно не тот, что у красных комиссаров, а модель ХСц тридцать седьмого года, очень компактный и удобный, для ближнего боя сойдет. Куда и зачем бежать – а вот тут вступают в игру наши «группы поддержки».

Первое – это связь! Должны в Москве узнать, что случится через два дня, чтобы быть готовыми – это ж какие волны по миру пойдут! Для такого случая дан нам адрес, там человек с рацией, кто и когда заслан, нам неведомо, сказано лишь, что надежный. И второе – это итальянские товарищи, им тоже не помешает подготовиться – получили от Кравченко еще пару адресов, если потребуется массовка или выход на подполье. Светиться, конечно, плохо – так и не будем, достаточно крайнему в цепочке передать, а он уже дальше, нас не раскрывая.

А тут, оказывается, не только полиция и контрразведка, но и доморощенные мафиози на службе у гестапо. А нам по адресам пройти и не спалиться… жетоны СД, может, и помогут, но на самый крайняк. В самом Риме их лучше не светить, тут могут не по телефону запрос послать, а к самому Рудински обратиться, и что он ответит? Интересно, он в самом деле был уверен, что нас тут не четверо, а больше? Вообще-то, вполне реально, могли несколько групп прибыть, расследоточась, и времени слишком мало было даже у такого матерого сыскаря, чтобы проверить, нет еще здесь полноценного аппарата гестапо! Но вот оставить кого-то проследить за нами – он мог!

Идем все. Маневич остаться отказался, да и Рим он великолепно знает. А оставлять на хозяйстве кого-то одного смысла нет. Да и красть у нас нечего, кроме чемоданов с обычным набором вещей, вот только «астры» жалко, если что.

А про сучонка Пьетро я все ж не забуду, если сюда еще вернемся!

Москва, Кремль. 19 февраля 1944 года

Сталин ходил по кабинету. Трубки в руке не было – курить пришлось бросить. Прочтя в истории «из будущего» про два инсульта – и если первый, в сорок пятом, перенести удалось сравнительно легко, то в сорок девятом было куда тяжелее. После этого и перестал тянуть страну, старый дурак, вожжи отпустил, расслабясь. Ну, не дождетесь теперь! К своему здоровью надо ответственно относиться, как к инструменту – ухаживать за ним положено, смазывать и чистить. Лишь для масс, и то, пока война идет, нужен образ «на работе гореть». А если все сейчас перегорят, с кем завтра останемся?

Поскольку ничего бесплатно не бывает. Был разговор с товарищем Елезаровым – и среди прочего, он рассказывал про свою бабку, или еще какую-то родню. Деревня Тервеничи, северо-восток Ленинградской области, фронт туда не дошел, и даже бомбежек не было. Но надо было дать продовольствие и Ленинграду, и Ленфронту – и потому в колхозе все пахали без выходных, по четырнадцать часов, а мужики все на фронте, остались в большинстве лишь бабы, старики да малолетки, и техники нет никакой, машины и трактора тоже забрали, все руками. И никто не роптал – все честно работали, понимая, что надо. Бабка, никаких наград и привилегий не получив, умерла в питерской коммуналке, с пенсией сорок пять рублей. И остались бы такие, как она, подлинными героями, но детей своих уже по-другому учили: «Мы голодали, ничего не имели, так пусть хоть у них…» – вот и вырастили поколения потребителей! Нельзя так – и перемены последуют. Но сначала надо закончить эту войну. И так, чтобы «капитала» с нее нашим потомкам не на пятьдесят лет хватило, а побольше!