Александр Мазин - Княжий посол [litres]

В последние его слова вплелся дробный стук о булыжники дороги, все усиливающийся, это черным вихрем на Грозомиле подскакал Клек.

– О чем разговариваете? К Владимиру переманиваешь моего брата? – Варяг только вернулся из передового дозора.

– А если и так, сильному любо под сильным князем.

– Сильному любо воля и слава, чтобы себя показать и скальды о подвигах пели сотню поколений.

– А как будто под Владимиром сильному воли не будет да негде подвиг совершить. Он щедр и храбр!

– Да знаем мы его щедрость, города дружина берет, а он их себе оставляет да людей туда потом сажает, как будто они холопы его.

– А что плохого, если на землях все будут перед князем отвечать на его суде по Правде? А коль не нравится кому, так никто не держит, могут скакать на все четыре стороны, – огрызнулся Дровин, в его словах слышался неприкрытый намек.

Глаза Клека сузились, рука замерла в районе рукояти меча. Данила беспокойно огляделся, думая, что делать: позвать Воислава или самому вмешаться, но как…

– Цепной пес глодает кости и счастлив от этого, пока хозяин плетью не перетянет. Ему без толку объяснять жизнь вольных волков.

– Свора псов давит волков, только в путь, одна шерсть на снегу остается, – так же тихо процедил Дровин, он ничуть не испугался.

– Дровин, – раздался мощный голос Вуефаста, у Данилы отлегло от сердца и одновременно что-то дрогнуло внутри от мощного баса кормчего. – Твой черед в дозор идти, а ты, Клек, не части, дай коню отдохнуть.

Это при том, что оба всадника ехали почти рядом. Дровин беспрекословно пришпорил коня и ускакал вперед, а Клек поравнялся с Данилой, дальше они ехали вместе до самого вечера.

Молодцов размышлял. У гридня и варяга была своя правда, как, впрочем, у каждого.

Каждый хочет быть свободным, чтобы его голос многое значил, чтобы его права неукоснительно соблюдались и чтобы он мог эти права в момент потребовать, и если потребуется, и отнять силой в любой момент и в том объеме, какой он посчитает справедливым и необходимым. Это логичные желания, справедливые и естественные, да вот только построить государство, чтобы всем было хорошо и комфортно, еще никому не удавалось, даже в будущем Данилы. Всегда кому-то плохо сделаешь, кого-то ниже себя поставишь. Да только и государство из бесстрашных рыцарей, ставящих свою честь и свой надел выше всего остального, тоже никому не получилось построить.

Владимир был Государем, Данила это помнил из исторических книг и сейчас видел своими глазами. Он закладывал фундамент будущего государства, собирая все земли в единый кулак, делая себя единственным, кто может править и отдавать приказы. Хорошо, кто спорит, вот только когда лидер получит непререкаемую власть вместе с небольшой прослойкой своих приближенных, они тут же начнут торговать кровью воинов, таких, как Айлад и Дровин, не ради племени или там страны, а ради своих личных интересов. Про простой народ и говорить нечего. И ты уже ничего сделать не сможешь, потому что только скажешь слово поперек, тут же станешь предателем, бесчестным ронином, подлым негодяем. И другие, такие же воины, как ты, тебя с удовольствием сожрут, ведь их работа сражаться и убивать, а не править.

Так что остается тебе взять под козырек… шлема и идти сражаться за… царя, господина, генсека, на твой выбор, что по душе.

– Даниил, ты чего голову повесил? – вывел его из размышлений голос Будима.

– Я… да так, задумался что-то… а что, мне в дозор идти?

– Мы бивак разбиваем, иди вон лошадей отведи попить, – с добрым уколом произнес новгородец, он давно привык, что его друг с причудами, и относился к ним… по-дружески.

Напоив коней и покончив с хозяйственными делами, Данила уселся к разведенному костру, над которым уже булькал ужин в котелке. У огня благодушная атмосфера, Жаворонок и Бенем соревновались, кто кого птичьими голосами перепоет, победил словенин. Если кто и помнил о противоречиях днем, то виду не показал, качать права и демонстрировать характер в кругу воинов на вражеской территории себе дороже.

Отведав мясной кулеш и запив его несколькими глотками вина, обережники отправились на боковую. Данила, кутаясь в одеяло, думал о том, что завтра увидит море, а там уже Днепр недалеко, где ждет его Улада.

Утро было совершенно таким же, что все предыдущие до этого. Распогодилось, солнце вышло из-за туч, цвиркали птички. Жаворонок им отвечал соловьем, лихо закручивая коленца, вместе с Шибридой они собирались в передовой дозор.

Данила оседлал Уголька и занял привычное место в центре боевого порядка. Дорога отчего-то стала качеством похуже, да еще и выдала зигзаг; не проехали обережники и полупоприща, как она вывела на крутой холм; первыми на него заехали, естественно, Шибрида и Жаворонок, но не дуриком, а сперва спешились и, ведя коней на поводу, поднялись на вершину. Спустя несколько ударов сердца Молодцов услышал заливистый свист – сигнал «внимание». Обережники тем не менее остались на месте, весело о чем-то переговариваясь.

– А чего обратно к нам не возвращаются? – удивленно спросил Бенем.

– Глупый, если там засада, то тати увидят убегающих наших и поймут, что их раскрыли, – вмешался Будим, хотя Данила и сам хотел задать этот же вопрос.

Над колонной всадников будто холодный ветер прошелестел, все подобрались в седлах, сконцентрировались.

– Зря про засаду сказал, – заметил Воислав, – может, просто место опасное. Бенем, Айлад, идите по правую руку, Дровин, Скорохват – по левую руку. Обойдите холм, разведайте, что за ним, но дальше перестрела от нас не уходите. Остальные рысью за мной, – приказал батька.

Когда Данила въехал на холм, он понял тревогу его товарищей. Дальше дорога ныряла в узкое дефиле между почти гладкой отвесной скалой и густыми зарослями колючей дикой сливы и винограда. Ватага недолго постояла на холме, ожидая вестей от разведчиков.

– Что думаешь, старший? – Данила услышал, как батька спросил Вуефаста.

– Это ущелье мне не нравится, – ответил кормчий.

Воислав повернул к нему голову.

– Не понял, не нравится… или не нравится? – Батька вложил в последнюю фразу какой-то скрытый подтекст.

Вуефаст потянул ноздрями воздух и повторил:

– Не нравится.

Обережники стояли на холме, и каждый чувствовал себя в безопасности, можно даже сказать, защищенным удобной позицией и тем, что можно было загодя увидеть врага. Спускаться никому не хотелось. В ватаге не было трусов, но рисковать жизнью попусту никто не хотел, у любого воина имеется чутье на опасность, и сейчас оно почти всем подсказывало: что-то тут не так.

Было ли это вызвано словами кормчего, или пустым опасением, или в самом деле воинская интуиция не дремала, ответ был получен быстро в виде двух спешащих к своим обережников – Бенема и Айлада, варяг на скаку дважды перекинул лук из руки в руку – сигнал опасности. А вслед за ними выскочил десяток всадников. Все вопросы окончательно отпали.