Владимир Бабкин - Петроградский мятеж [СИ]

ЦИКЛ "НОВЫЙ МИХАИЛ"

КНИГА ВТОРАЯ

"ПЕТРОГРАДСКИЙ МЯТЕЖ"

Посвящается моей семье. Спасибо вам за все и за то, что вы у меня есть

Отдельная благодарность всем моим коллегам, принимавшим активное участие в обсуждениях и доработке текста книги на сайтах "Самиздат" и "В Вихре Времен".

Спасибо вам, друзья. Мы вместе сделали книгу лучше

Особое спасибо Виталию Сергееву за помощь

ГЛАВА I. ДВОРЦОВЫЕ ИГРЫ

ПЕТРОГРАД. ДВОРЦОВЫЙ МОСТ. 5 марта (18 марта) 1917 года. Около полуночи.

Морозный воздух освежал уставшие мозги. Возможно впервые за несколько истекших с момента моего воцарения дней, я мог вот так просто стоять и дышать свежестью зимней ночи. И пусть это был не чистый воздух могилевских лесов, а лишь пропитанный печным дымом суррогат атмосферы центра столицы, но, признаться, и этому я был рад. Слишком многое навалилось за эти дни, слишком мало я спал, слишком много курил и пил кофе.

Еще сегодняшним утром мне начало казаться, что ситуация вроде начала выправляться и постепенно все вот-вот перейдет в рабочее русло, когда можно занимать текущими вопросами и дальнейшими планами, а не пытаться изображать бойца штурмового батальона, задача которого любой ценой добраться до вражеских окопов и забросать всех гранатами, а уцелевших непременно зарубить "топором произвольной конструкции". Но, как оказалось, я зря расслабился. Очень зря. И очень рано.

В Зимнем дворце, как раз сейчас шло заседание, которое ваш покорный слуга поименовал новым для этого времени понятием "мозговой штурм". Несмотря на то, что совещание было созвано по моему повелению, к исходу третьего часа обсуждения я поймал себя на ощущении, что я уже не в состоянии адекватно воспринимать спор о том, как нам быть дальше.

Как ни странно, основной спор там разгорелся между премьер-министром генералом Нечволодовым и главнокомандующим петроградским военным округом генералом Ивановым и велся он вовсе не вокруг каких-то глобальных вопросов, а касался порядка и сроков вывода из столицы запасных полков Лейб-гвардии и отправки их на фронт. Точнее, премьера Нечволодова, мягко говоря, "слегка" беспокоил циркулярный приказ, отданный генералом Ивановым этим запасным полкам готовиться к погрузке и отправке на фронт.

Премьер горячился и доказывал, что приказ ошибочен, что железная дорога перегружена прибывающими в Петроград частями с фронта и эшелонами с хлебом, что немедленное начало движения такой массы войск из столицы окончательно парализует пути сообщения, что чревато самыми непредсказуемыми последствиями вплоть до возникновения голода в городе, и что этот приказ оставил самое тяжелое впечатление в частях, моральный дух в которых и так крайне низок.

Генерал же Иванов, со своей знаменитой монументальной невозмутимостью и лопатообразной бородой, разбивал все аргументы оппонента своим убеждением о том, что части учувствовавшие в мятеже, должны быть немедля разоружены и спешно отправлены на фронт кровью искупать вину перед Престолом, и что оставлять их в столице с мятежным настроением чистое самоубийство. Собственно, спешный приказ генерала Иванова был вызван не столько его опасением ненадежности запасных полков столицы, сколько тем, что прибывающие с фронта части тоже нужно было где-то размещать. Вот он и решил ускорить освобождение казарм в городе таким вот простым способом, убив, как ему казалось, сразу двух зайцев.

Генерал Кутепов, со своей стороны, соглашаясь с генералом Ивановым относительно немедленного вывода бывших мятежников из столицы, настаивал на том, что выводить их нужно было поэтапно, якобы для передислокации в другие тыловые города, а уже в относительном отдалении от Петрограда и от других мятежных частей, разоружать и отправлять на фронт.

Иванов, в свою очередь, парировал тезисы Кутепова тем, что как только мы начнем передислоцировать первый же запасной полк, все остальные могут взбунтоваться.

Кутепов же настаивал на том, что нужно спешно, раз сложилась такая ситуация, выдвигать на ключевые позиции на улицах тех солдат, которые под его началом участвовали в подавлении мятежа, для того, чтобы блокировать выходы из самых ненадежных частей и продемонстрировать твердую позицию новой власти и решимость добиться исполнения приказов любой ценой.

Генерал Иванов бил Кутепова заявлением, что эти солдаты все равно являются частью мятежных полков и не могут быть благонадежны со всей уверенностью, а потому...

Кутепов настаивал на превентивных арестах всех возможных лидеров мятежа...

Премьер Нечволодов на это аргументировал, что это сразу вызовет бунт и станет сигналом...

Иванов же...

Когда Иванов и Нечволодов, для уточнения данных о перевозке войск, испросили дозволения отправиться в комнату связи для телеграфных переговоров с Лукомским, я с тяжелым сердцем объявил перерыв в заседании и уселся в кресле в дальнем углу Императорской Библиотеки.

Ситуация с нахождением в столице неустойчивых частей была до чрезвычайности опасной, но смущала меня больше всего именно самодеятельность генерала Иванова, который не обсудив со мной свои распоряжения, сегодня днем довел приказ о передислокации на фронт сразу до ВСЕХ частей, которые принимали участие в выступлениях недельной давности.

Я уже начинал серьезно жалеть о своем решении оставить в силе приказ Николая Второго о назначении Иванова на должность главкома петроградского военного округа, поскольку он все больше напоминал решительного слона в посудной лавке, причем слона все время обижающегося на любую критику, особенно с моей стороны, и все время с надрывом в голосе повторяющего: "Что ж? Может быть, я стар; может быть, я негоден, -- тогда пусть бы сменили, лучшего назначили. Я не держусь за место...". Ну и так далее.

И самыми мягкими эпитетами, которыми я мысленно награждал генерала Иванова в такие минуты были "старый дурак", "самовлюбленный индюк" и "упрямый осел". Становилось понятно, что кадровый вопрос нужно срочно решать, но тут Иванов выкинул свой фортель с отправкой запасных частей на фронт. Я так и не пришел к однозначному мнению, была ли это отчаянная попытка что-то мне доказать, выходка упрямого осла или, что тоже нельзя было исключать, никакого глубинного смысла генерал Иванов в свои действия не вкладывал, а руководствовался своими особыми соображениями о правильности действий. В любом случае своей выходкой он усугубил положение до крайности.

Издав свой приказ, Иванов загнал ситуацию в тупик, и теперь не было никакой возможности что-то и как-то переиграть, поскольку уже никто не поверит ни в передислокацию в тыл, ни, тем более, в прощение и дальнейшее нахождение в Петрограде. И как же все не вовремя! Ведь еще не сформированы органы власти и управления, Госдума быстро отходит от шока и ужаса, аристократия недовольна, в земствах мутят воду, в самом городе катастрофически мало надежных частей, которые все еще прибывают в столицу с фронта, а донесения о настроениях в столице были крайне тревожными.