Владимир Бабкин - Государь Революции [СИ]

Я встал и сладко потянулся. Эх, кабинэт, кабинэт... Сколько всякой бумажной работы приходится делать Императору ежедневно! Казалось бы - ты на самой вершине, наплюй на всех, живи красиво! Но нет, не работает такая схема. Увы или ах, но не работает. Устраненность от дел ни к чему хорошему не приводит. Можно, конечно, как братец Коля, и знать не ведать о событиях в стране и спокойно играть в домино в тот момент, когда в столице уже начинается Февральская революция, но чем это все закончилось? То-то же.

Но с кабинетной работой надо что-то делать. Пожалуй, пора начинать бегать по утрам. Кстати, о бегать, кроссовки-то еще не изобрели. Надо будет поработать над этим и выступить в качестве рекламоносителя.

Нажимаю кнопку на передней панели стола. Является адъютант. Сегодня дежурит граф Воронцов-Дашков.

- Вот что, Илларион, организуй-ка мне кофе, будь добр.

- Сию минуту, Ваше Величество. Принесли вечерние газеты. Будете смотреть?

- Газеты? Да, давай и газеты.

Через минуту уже сижу в кресле и делаю глоток прекрасного кофе. Что ж, газеты, поглядим что пишут газеты...

Первые полосы заняты репортажами об открытии сессии Государственной Думы и о моем там выступлении. Так-с, за мир, за дружбу, за все хорошее и против всего плохого, требование к Думе принять закон о земельной реформе, о порядке созыва Конституционной Ассамблеи, обращение к парламентам и народам воюющих стран с поддержкой мирной инициативы, выраженной Особой Е.И.В. Государя Императора Всероссийского... Так, тут все ясно, свою речь я себе представлял, а комментировать мою речь особо не полагается, так что все было восторженно-сдержанным с упором на верноподданнические настроения собравшихся.

Вторым по значимости событием был репортаж с первого дня работы Трибунала над участниками заговора. Тут пока особых сенсаций не было, главные свидетели и главные события будут завтра, а пока же шел обычный установочный день начала большого процесса.

Просмотрев комментарии и убедившись, что все идет по плану, я перешел к следующим новостям. В следующих новостях шло продолжение темы вчерашней демонстрации и моего выступления. Но поскольку тема уже освещалась вчерашними вечерними и сегодняшними утренними газетами, то эта тема уже отошла на второй план и освещалась постольку-постольку. Полюбовавшись на свою фотографию на броневике, я усмехнулся и двинулся дальше.

Большое интервью с командиром Лейб-Гвардии Георгиевского полка генералом Тимановским. Рассказ о полке, о некоторых героях, о героизме на войне, бла-бла-бла... Ага, вот, генерал рассказывает об устоявшемся на фронте мнении о том, что роль ветеранов в новой России должна быть повышена, равно как значение и статус Имперской Службы как таковой. Люди, служащие России и обществу должны взять на себя миссию вести за собой. И в таком духе...

- Ваше Величество! К вам со срочным делом Министр иностранных дел господин Свербеев!

- Проси.

Что ж, сейчас что-то узнаю. Судя по тому, что это МИД, известия будут касаться скорее вопроса внесения Вильсоном в Конгресс акта вступлении США в войну, ведь о катастрофе на Стоходе вряд ли будет докладывать министр иностранных дел.

Свербеев зашел очень быстро, чуть ли не забежал.

- Ваше Императорское Величество!

- Что там с Америкой? Внес Вильсон?

Сбитый с мысли Свербеев на секунду растерялся, но быстро уловил суть вопроса.

- Э-э... Нет, Государь. Президент Вильсон отложил внесение в Конгресс документа об объявлении войны Германии, мотивировав это необходимостью дополнительных консультаций. Но я не об этом!

- Не об этом? Так, о чем же, черт возьми, если не об этом?! Что может быть важнее невступления США в войну?!

У меня на душе нехорошо похолодело. Свербеев же ответил коротко:

- Германия, Государь! Германия объявила о присоединении к инициативе "Сто дней мира". И только что получены такие же сообщения из Вены и Константинополя. Все наши противники остановили войну, Государь...

* * *

Удар грома совпал с требовательным стуком во входную дверь. Растрепанная и перепуганная прислуга выскочила навстречу спешно вышедшему из спальни владельцу дома.

- Катя, кто там? - спросил взволнованный хозяин. - Что-то случилось на заводе?

Девушка лишь невнятно пискнула и с паникой в глазах указала в сторону входной двери. А оттуда по лестнице уже поднималось несколько незнакомцев, синие шинели которых заставили сердце Дмитрия Дмитриевича сжаться в нехорошем предчувствии.

- Чем обязан, господа? - осведомился он у гостей, стараясь не выдать дрогнувшим голосом свое беспокойство.

Старший из вошедших кивнул, очевидно обозначая приветствие, а затем поинтересовался довольно холодно:

- Я имею честь говорить с Дмитрием Дмитриевичем Бондаревым?

Хозяин склонил голову, подтверждая.

- Точно так. Чем обязан? И, простите, с кем имею честь?

Главный вошедший спокойно отрекомендовался:

- Ротмистр Воскобойников, московский жандармский дивизион. Имею предписание сопроводить вас в Высочайший Следственный Комитет для дачи пояснений.

Горничная испуганной ойкнула в сторонке.

- Каких пояснений? - растерялся Бондарев. - Ночью? В такую погоду?

- Дело совершенно срочное и не терпит отлагательств. Вопрос имперской безопасности. У дверей вас ждет машина. Благоволите одеваться...

- ...Степан Андреевич Степанов?..

- ...Артамонов?...

- ...Михайлов?...

- Розовский?..

-... Имею предписание...

- ...предписание...

- ... Вопрос имперской безопасности...

- ... Благоволите одеваться...

Удары грома, удары кулаками в двери, испуганные растерянные лица, выхватываемые молниями из темноты.

- ... Благоволите одеваться...

- ... в Высочайший Следственный Комитет...

Ослепительная вспышка осветила Екатерининский зал, ударил гром, задрожали оконные стекла. Первая весенняя гроза 1917 года бушевала над Москвой, сметая в своем вихре ветхие конструкции, обрушивая старые прогнившие деревья, смывая неудержимым ливнем все то, что скопилось в моей Империи за столь долгую и столь бурную зиму. Весна открывала себе дорогу, весна громко и размахом объявляла о своем прибытии.

Найденная среди завалов царского добра скрипка Страдивари пела в моих руках безумной мощью "Шторма" Вивальди, и аккомпанирующий ей гром небесный придавал музыке тот самый изначальный смысл, превращая ее в гимн буре перемен, которую я обрушил на мир сегодня.

Сегодня стало очевидно, что я все-таки изменил историю. Историю не только России, но и всего мира. Пусть, пока это лишь заявления, но присоединение Центральных держав к "Ста дням" создавало совершенно иной расклад в мире. Признаться, я не ожидал такого поворота событий, и я пока не знал, как реагировать на это. Но сейчас я не думал об этом. Сейчас я был во власти шторма, словно буревестник, лавируя между гигантским волнами и бросаясь в самую гущу бури.