Алексей Вязовский - Эпоха Красной Звезды

- Здравствуйте, Михаил Андреевич!

- Здравствуй, Виктор – nак же вежливо отвечают мне.

Перепелкин еще раз откашливается, наливает себе из графина в стакан воду. Быстро пьет.

- Итак, возвращаемся к рассмотрению персонального дела комсомольца Селезнева. Как многие из вас знают, на Селезнева в наш райком комсомола уже неоднократно поступали сигналы. Зазнался, ставит себя выше коллектива – школьного и студийного, общественной работы не ведет, пренебрегает комсомольскими мероприятиями. Но самое главное – оратор тяжело вздохнул, словно ему самому больно об этом говорить – человек, который представляет нашу страну за рубежом, полностью морально разложился.

- А в чем вы усматриваете его моральное разложение? – раздался скрипучий голос Суслова

Я сжал кулаки в карманах куртки. Вот сволочь, ведь сам же все и срежиссировал!

- Пятнадцатилетний подросток ездит на иномарке, сочиняет и исполняет песни сомнительного содержания, часто посещает рестораны, причем в компании взрослых женщин. Мало того, он еще там и постоянно безобразные драки устраивает. А вы посмотрите, во что он одет! В каком виде он пришел на собрание в райком! Заграничные тряпки, потертые джинсы, золотые часы Ролекс на руке – это же полное неуважение к своим товарищам. А его низкопоклонство перед Западом?! Как он кривляется перед западным зрителем на сцене, позоря звание советского человека и комсомольца! Стыдно смотреть, товарищи!

Вокруг меня поднимается шум. Я слышу выкрики с мест:

- Выгнать его из комсомола!

- Пусть едет БАМ строить!

- Да на нем даже комсомольского значка нет!

Я скриплю зубами. Значка и правда нет.

- Тише товарищи, тише! – Константинов звенит в колокольчик на длинной ручке. – Давайте будем соблюдать регламент! Кто за то, чтобы предоставить слово Селезневу? Кто «против»? Большинство голосов «за». Селезнев, давай поднимайся к нам на сцену, посмотри в глаза своим товарищам.

Я поднимаюсь на подиум, поворачиваюсь к залу. Народ притих, рассматривают меня с жадным любопытством, словно экзотическое животное. На некоторых лицах мелькает сочувствие, но много и злорадства в глазах. Зависть – страшное чувство.

- Решили устроить судилище? – Я усмехаюсь и качаю головой. – На основе доносов и анонимок? Как в 37-м, да Михаил Андреевич?

Суслов хмурится и застывает мраморным изваянием. Перепелкин, как по команде скрывается на крик:

- Анонимки?! Как бы, не так! Многие из писем подписаны гражданами, которые искренне возмущены поведением Селезнева. Вот, полюбуйтесь! – он потрясает в воздухе каким-то мятым письмом, с прикрепленным к нему сверху почтовым конвертом - Последний сигнал поступил на днях из Ялты. Селезнев устроил там пьяную драку в ресторане интуристовской гостиницы Ореанда. В драке были выбиты стекла в дверях ресторана, перебита посуда, повреждена мебель, пострадали люди. Что ты на это скажешь Селезнев?

Вот же твари! Но как быстро сработано, я прямо в восхищении. И поди теперь докажи, что не верблюд. Хорошо еще, что охрана со мной была. Да только Сергея Сергеевича здесь нет, некому будет подтвердить мои слова заткнуть рот этим сусловским марионеткам.

- Прежде, чем я подробно расскажу товарищам о своем моральном разложении – поворачиваюсь к Перепелкину и Константинову – Ставлю на голосование вопрос о нарушении принципов демократического централизма. Причем грубого нарушения. Сначала, собрание по моему персональному делу должно было пройти в первичной комсомольской организации, а уж только затем в райкоме!

Ну как вам такой мой ход?! Суслов в раздражении качает головой, в зале опять начинается шум и выкрики.

- Правильно, а где решение первички по Селезневу?

- Да какая первичка?! Они там у себя на студии все «вась-вась»! Остальные так же разложились, как и их Селезнев, вы этих девиц расфуфыренных видели?

- Чем тебе девчонки-то не угодили? Себя в зеркале видела?

- Да, было там бы на что смотреть! Любую так наряди – звездой будет выглядеть.

Константинов опять звенит в колокольчик, но шум и перепалка в зале ставятся только сильнее.

- Давайте проголосуем по этому вопросу.

Дверь опять открывается и в зал заходит мой спаситель – Арвид Янович Пельше. Лицо серое, уставшее. Руки дрожат. Старик явно болен. Но идет прямо, смотрит с вызовом.

- Товарищи, наше собрание посетил еще один член Политбюро, товарищ Арвид Янович Пельше!

Константинов так растерян, что даже про свой колокольчик забывает. Но в зале и без него устанавливается тишина. Пельше останавливается рядом с Сусловым, смотрит на меня, качая головой.

- Я так понимаю, товарищи, возникло затруднение с процедурными вопросами? - Дождавшись кивка первого секретаря, Пельше продолжает. - Предлагаю президиуму посовещаться, а пока объявить перерыв. Кто «за»?

Сразу видно руку мастера. Только зашел в зал, и тут же начал всем рулить. Константинов растерян и вопросительно смотрит на Суслова. Все явно пошло не по их сценарию, но партайгеноссе молчит. В зале робко начинают подниматься первые руки, и вскоре их целый лес.

- Кто «против»? Кто воздержался?

- Единогласно. Объявляю перерыв полчаса. Потом продолжим. – Константинов тяжело вздыхает и спускается со сцены.

Пельше манит меня пальцем и кивает в сторону выхода. Мы, молча, под любопытными взглядами идем по проходу. Выходим в коридор и тут же сворачиваем в соседний кабинет. Он пуст, если не считать… генерала Веверса, сидящего за приставным столиком. Я буквально падаю на стул рядом с ним. Пельше плотно прикрывает дверь, проходит к окну. Достает портсигар, закуривает. Дым извилистыми струйками поднимается к приоткрытой форточке.

- Охранник успел сообщить? – я перевожу дыхание.

- Мои люди следили за Сусловым. Еще вчера началась какая-то непонятная суета с этим райкомом. Потом звонок тебе домой… Но хорошо, подготовились, даже анонимок целый ворох насобирали. Мы еле успели - Веверс протягивает мне большой плотный белый конверт – Вот, передали тебе через посольство.

Мне кажется, или на его лице промелькнуло сочувствие? С чего бы это? Я отрываю уже вскрытый конверт. Внутри вырезка статьи на итальянском и кольцо. То самое, что я подарил Анне на помолвку. Из генеральского клада. Я тяжело вздыхаю. Все понятно. Помолвка расторгнута. Становится понятно и долгое молчание Анны. С заминкой на переговорах Гора с Рицолли тоже все встает на свое место - просто ушлый итальянец держит нос по ветру, что-то узнал и теперь тянет время, чтобы не попасть впросак. Достаю вырезку статьи из итальянской газеты «Карьера дела Сера», вчитываюсь в короткий текст, к которому скрепкой прикреплен рукописный перевод. Сама статья - перепечатка из американской газеты "Вашингтон Таймс". Волосы на голове становятся дыбом.