Брайан Стэблфорд - Империя вампиров. Роман

Л. делает вид, что ему безразлична симпатия его любовницы ко мне, но, напившись, обвиняет меня в преступлении - любви к вампирше в диком Уэльсе и коварно утверждает, что из-за нее я больше не могу любить. Хотя он говорит это, чтобы досадить любовнице, я иногда задумываюсь, не прав ли он. Конечно, во мне не возникает желание при виде цыганки, тем более от обнаженных черных женщин племен побережья или поселения. Иногда думаю, что в моей крови, может быть, есть что-либо, унаследованное от отца и несущее печать его истинной любви. Микроскоп всегда напоминает мне то, что произошло в те последние дни в Лондоне. Даже сейчас эти воспоминания тревожат меня.

Иногда думаю, не переоценивал ли отец то, чем занимался, и страх вампиров перед этим: возможно, его самоубийство было бесцельным, Ричард не хотел нас убивать. Но теперь ваш подарок рядом со мной, и я вспоминаю, что мой отец полагал его оружием более мощным, чем большая пушка. Сегодня ночью мне приснилось, будто я смотрел в микроскоп, стремясь различить то, что подсказывал мне отец, но, как ни пытался, не смог ничего увидеть. Возможно, туземцы все же правы - наши предки остаются с нами, навязывая обязанности, которые мы не выполняем. Теперь с присланным вами микроскопом я надеюсь приблизиться к выполнению моего обязательства.

Я надеюсь однажды вернуться в Британию. Чувствую, что это моя обязанность и судьба. Очень хочу нанести удар галльской ватаге вампиров, прежде чем умру, так что мое имя пополнит легион смертных, которые в конечном счете победят бессмертных. Несмотря на скуку здесь, сообщаю вам, что не покинул ту коллегию, которой вы служите, или ее дело, и надеюсь однажды занять свое место на поле битвы, на моей родине. В этот день, с Божьей помощью, я опять увижу друга и пожму вашу руку.

Передам это письмо с капитаном «Розы Тюдоров», надежнейшим из английских моряков. Надеюсь, что вы обязательно его получите. Прошу вас помолиться за меня, и, если сможете, попросить Божьей милости для неверующего.

Всего доброго. Н.

Это был «аджо аво», день тайны, священный для ифа. Нтикима знал об этом дне по его названию, потому что уруба не отмечают, как белые, дни числами.

Белый, Ноэл Кордери, на веранде большого дома, стоявшего в центре основного частокола, смотрел, как часто это делал, в трубу медного прибора, привезенного капитаном одного из торговых судов. Правой рукой он набрасывал куском угля рисунок быстрыми точными движениями. Его работа шла в странном ритме: он временами отрывал глаз от объектива, мигал, привыкая к свету дня, критически разглядывал рисунок, дополнял его новыми линиями и опять вглядывался в объектив. Иногда он откладывал уголь, подстраивал маленькое зеркальце, улавливающее солнечный свет и направляющее его в линзы микроскопа, затем поворачивал колесико настройки фокуса, добиваясь максимальной резкости. Нтикима знал, для чего служил прибор, потому что Ноэл разрешал смотреть в него.

Другие черные, наблюдавшие Ноэла за работой, думали, что он совершает ритуал, настолько тщательно были отработаны его движения, но Нтикима знал, в чем тут дело. Он понимал белых, хотя племена эдау и ибо не могли их понять. Нтикима был уруба. Более того, принадлежал Огбоне, хотя и не мог признаться в этом. Даже ибо Нгадзе, живший здесь много лет, думал, что странный высокий белый ищет медной штукой богов, живущих в деревянном ящике со стеклянными прямоугольниками и маленькими стальными лезвиями. Ибо часто рассказывали своим братьям с верховьев реки о магических приборах белых и о духах с волшебной силой, воодушевлявших их. Нтикима никогда не участвовал в таких разговорах: он принадлежал Огбоне, умел хранить тайны.

Черные не вмешивались в ритуал, только когда Ноэл, сделав перерыв, посмотрел на них, - хотя, казалось, не видел никого, настолько был увлечен миром, увиденным в микроскопе, - Нтикима крикнул, что к берегу подходит судно.

- «Феникс»? - спросил белый. «Феникс» ждали с нетерпением. Но Нтикима покачал головой и показал, что не знает.

Ноэл вздохнул и стал убирать микроскоп. Он не спешил: нужно было сложить прибор правильно, разобрав его на части. Микроскоп был очень дорог Ноэлу - значительно дороже, чем подзорная труба, которую он отдал наблюдателям на стене, выходящей к морю.

Нтикима последовал за ним, когда закончил работу.

Судно прошло значительное расстояние с тех пор, как Нтикима углядел его, и он опознал его сразу, но зрение Ноэла Кордери не было таким острым. Белый приставил подзорную трубу к глазу, стал наблюдать, как подходит судно. Это была каравелла «Стингрей» капитана Лангуасса. Нтикима не любил громкого хвастливого Лангуасса и не без удовольствия заметил, что судно было в плохом состоянии. С истрепанными парусами и порванным такелажем, оно глубоко сидело в воде. Нтикима плохо знал море и не мог отгадать, было ли судно в сражении или его потрепали грозы Шанго в сильной буре.

Лангуасс с трудом пришвартовал судно к стоянке, хотя ветер не мешал ему. Буруту находился в десяти милях от берега, поэтому суда всегда с трудом достигали причала, особенно в сезон дождей, когда течения становились сильными. Иногда туземным каноэ приходилось буксировать торговцев к причалу. Хотя честным торговцам было сложно, зато частокол в Буруту защищал не только от местных мародеров, но и от непрошеных гостей из-за океана. Опасность чаще всего приходила оттуда. Шесть пушек форта смотрели в море, а не на внутреннюю дельту.

Белый бабалаво по имени Квинтус подошел к лестнице вместе с Яаном де Гротом, чтобы узнать новости, но когда Нтикима крикнул: «Стингрей!», де Грот свернул в сторону. Он, как Нтикима, не любил Лангуасса и знал, что от его визитов толку мало. Но Квинтус подошел к Ноэлу Кордери и Нтикиме, встал за ними, пока те смотрели на судно, боровшееся с течением.

На каравелле не подавали сигналов, но Нтикима увидел женщину, любившую Ноэла Кордери, она стояла на мостике и махала рукой. Нтикима не мог понять, почему Ноэл не купит ее у Лангуасса себе в жены, но было сложно представить отношение белых к женщинам, которое отличалось от их отношения к другим видам собственности.

- Надо зарезать хорошего теленка, - вздохнув, сказал Квинтус. - Блудный сын опять вернулся.

Это была бессмыслица, так как в Буруту не было коров, и ужин будет состоять из горсти муки, хлеба из пшена, супа из земляных орехов. Нтикима, однако, знал, что Лангуасс всегда привозил бутылки с экзотическим вином и с друзьями обычно напивался им, не притрагиваясь к пальмовому вину, пшенному пиву, сделанным черными.

- Помочь им причалить? - спросил Квинтус Ноэла Кордери.

- Они войдут с приливом, - сказал Ноэл. - У них достаточно парусов, чтобы взять бриз.