Игорь Валериев - Ермак. Начало [СИ]

Встав рано утром, выйдя на крыльцо и потягиваясь, я думал о том, что как прекрасно чувствовать себя в молодом теле, когда ничего не болит, не ноет, не тянет. Действительно, лепота! Сальто вперёд, что ли с крыльца сделать или колесом по двору пройтись.

Спустившись с крыльца и зайдя за угол дома, готовясь перейти на бег, я буквально наткнулся на деда, который стоял в одних шароварах и нательной рубахе, что-то внимательно рассматривая вдали.

- Баню протопи, Тимофей, - не поворачивая головы, сказал дед.

- Так сегодня не суббота?!

- Протопи. Надо мне.

Дед продолжал смотреть вдаль, но при этом глаза его были какими-то пустыми, без единой мысли.

Не говоря больше ни слова, я отправился носить воду в баню. Налив котёл и все кадушки для холодной воды, разжёг дрова в печи и пошёл к деду с докладом, думая, чем вызвана внеплановая помывка в бане. На улице деда уже не было, и я прошёл в дом. Старый Афанасий сидел в горнице за столом, одетый в одно исподнее, а на столе перед ним стояли ларец и шкатулка, в которых он хранил бумаги и разные ценные вещи.

- Садись, Тимофей, поговорить надо, - дед указал на табурет рядом со столом напротив себя.

- Что-то случилось, д е да?

- Агафья моя, сыновья все трое, да сноха Катерина приснились мне сегодня. Стоят и зовут меня к себе, - дед выпрямился на табурете и положил руки на стол. - Помирать сегодня буду.

- Ты чего, д е да, с ума сошёл?! - я взволновано привстал из-за стола.

- Сиди и слушай, Тимофей Васильевич. Да, именно, Тимофей Васильевич. Последним, ты, в нашем роду Алениных остаёшься. Перед смертью спросить тебя хочу, - дед Афанасий будто попытался просверлить внука своим пронзительным взглядом. - Кто ты?

Я отвёл глаза и уставился в поверхность стола.

'Всё, приплыли! - метались мысли в голове. - Видно косяков за три месяца, пока выздоравливал, много спорол, если дед не верит, что я его внук'.

Поднял голову и, глядя деду в глаза, произнёс:

- Я, Тимофей Васильевич Аленин.

- Нет, не Тимоха ты! Внук иногда в тебе проглядывается, но с каждым днём всё меньше и меньше, - старый Афанасий сжал кулаки. - Не бойся, скажи. Я сегодня помру. Мне знать перед смертью надо, где Тимоха!

- Да я не Тимоха, но я действительно Аленин, и зовут меня Тимофей Васильевич. Наш род также идёт от донской ветви потомков Ермака. Кто-то из моих пращуров твой брат, только не знаю степени того родства.

- Что-то не пойму ничего!

- Понимаете, Афанасий Васильевич, я родился... Рожусь... Тьфу, ты. Появлюсь на свет ещё только через восемьдесят лет. Как бы проще объяснить. Я жил в будущем, там умер, и душа моя как-то попала сюда в тело Тимохи.

Старик откинулся назад и, быстро крестясь, произнёс: 'Чур, меня. Свят, свят, свят! Изыди, сатана!'

Я грустно улыбнулся, перекрестился, достал из-за пазухи медный крестик и поцеловал его:

- Не сатана я, Афанасий Васильевич, а вот кто, теперь и сам не пойму. Там в будущем я был офицером, защищал Родину. Защищал хорошо. Если сравнивать награды, то здесь я был бы георгиевским кавалером с кучей других орденов и медалей. Потом там я умер, а очнулся в теле Тимохи и принял бой с хунхузами. Сначала мы с Тимохой как бы мысленно разговаривали между собой. Когда надо было общаться с вами, Афанасий Васильевич или с Марфой, то это делал Тимоха. Но потом мы с Тимохой стали как бы растворятся друг в друге. Я теперь знаю и помню всё, что знал и помнил Тимоха, а он знает всё обо мне. Поэтому, я - это теперь Тимоха.

- Вот оно что...!

- Да, Афанасий Васильевич, с одной стороны я сейчас сижу и разговариваю с вами как с посторонним человеком, а с другой стороны мне хочется заплакать, обнять вас и закричать: 'Д е да, не помирай!'.

- Внучек! - из глаз старого Аленина потекли слёзы.

- И ещё, Афанасий Васильевич, там в моём будущем Тимофея хунхузы во время этого набега убили, а здесь он, хотя и таким образом, остался жив!

Старик встал из-за стола, обошёл его, подходя ко мне и, нагнувшись, прижал мою голову к своей груди: 'Внучек, мой!'. Я застыл, а потом моё тело затряслось от неконтролируемых мною рыданий.

- Вот и хорошо, внучек. Поплачь... - дед гладил по голове и по спине внука, который прятал лицо в нательной рубахе старика. - Сейчас полегчает, внучек. Полегчает.

Через некоторое время Тимохина сущность успокоилась, а старый Афанасий, ещё раз погладив меня по голове, вернулся на своё место за столом.

- И что там будет, в будущем?

- Страшно будет, войн много будет, крови людской реки прольются.

- Ну, не живётся спокойно басурманам! - дед Афанасий осуждающе покачал головой. - А что здесь делать будешь?

- Защищать Отечество! Что ещё казак может делать. Знания вот хочу свои из будущего о военных приёмах казакам передать. Я там до гвардии подполковника дослужился.

- Кхе... Гвардия! Подполковник! - старик довольно разгладил рукой бороду. - Так ты у нас - ваше высокоблагородие, Тимоха! Хе-хе, не зря хотел тебя в военное училище устроить.

- В какое училище?

- Заболтался я с тобой! - лицо старого Аленина потемнело. - Времени-то чуть осталось. Слушай внимательно внучек.

Дальше старый Аленин рассказал мне о своей договоренности со станичным атаманом попытаться устроить Тимофея в Иркутское юнкерское училище на казённый кошт, и о том, что Селевёрстов в Благовещенске разговаривал об этом с самим наказным атаманом и тот обещал посодействовать. При выпуске из этого училища по 1 разряду можно будет получить звание хорунжего и стать офицером. Только тяжело в него поступить обычному казаку. Мало кому удаётся. Также рассказал о том, что у Селевёрстова находятся три хороших строевых коня и оружие, которые он сохранил для Алениных после боя Тимофея с хунхузами.

Потом дед Афанасий раскрыл шкатулку достал пачку кредитных билетов по двадцать пять рублей и, развернув платок, высыпал на стол кучку золотых пятирублевок.

- Здесь восемьсот рублей, - вздохнул старик. - Семьсот атаман передал кредитными билетами. Это премия за убитых тобой хунхузов и их снаряжение от наказного атамана. Селевёрстов с казаками, сам понимаешь, всё более менее нормальное с хунхузов поменял на бросовое из станичного добра, но всё равно добре получилось. Семь сотен рублей очень хорошая премия. А сто рублей я накопил за последние годы на чёрный день. Теперь это всё твоё. На учёбу, внучек, тебе.

- Д е да! Афанасий Васильевич! Да что вы, в самом деле. Прекратите! Вам ещё жить, да жить.

- Нет, внучек. Пришло моё время. Всё, отжил своё. Пора!

Старик, тяжело встав из-за стола, прошёл в угол горницы, где стоял сундук, открыл его, достал свой парадный мундир с наградами и разложил его на кровати.

- В нём меня похоронишь! Награды только перед тем как в землю опускать будете, сними. Оставь себе на память.