Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Слишком поздно она опомнилась, что пальцы больше не сжимают стилет. Тогда она схватилась за кобуру, как за последний шанс на спасение. Когда на плечо опустилась чья-то тяжелая рука, она резко развернулась и рукоятью оружия ударила наотмашь не глядя. Кто-то схватился за разбитую губу.

– Дрянь!

Луизе чудом удалось уклониться от летящего в лицо ободранного кулака, но пинок по голени тут же заставил ее потерять равновесие, и девушка повалилась ничком. Вывернутое колено тут же напомнило о себе. Но ей было не до того: Нильс стоял над ней в полный рост. В его вытянутой руке было Темное Лезвие, уходившее под чью-то ключицу почти по рукоять. По запястьям каторжника, изодранным путами, текла кровь, смоляная в южных сумерках.

Выдернув оружие из еще трепыхающегося врага, Нильс быстро наклонился, ухватил Луизу за ремни кобуры и пояс и швырнул к стене, где она впечаталась спиной в ящики с боеприпасами. Щеку ожгло рваной болью, которая на секунду заглушила даже звон в опухающем ухе.

Тряхнув головой, как мокрая собака, Луиза приподнялась на локтях. Мир продолжал раскачиваться и стрекотать нереальными, нечеловеческими звуками. И тут она увидела надпись. Клочок желтоватой истрепанной бумаги на одном из ящиков. Всего два слова отрезвили ее, прогнали болезненную одурь.

– Не стрелять! – услышала она собственный вопль. – Не стрелять!

Точно по сигналу суфлера, по непреложному закону сцены, из раскрытых окон раздались выстрелы. Их было всего три, и каждый из них достиг своей цели – оставшиеся Крысы, точно три тюка, рухнули на забрызганный кровью пол.

– Не стреляйте! – рыдала Луиза. – Пожалуйста!

Когда дверь с визгом распахнулась и на фоне светлого пятна возникла фигура Пепе в широкополой шляпе, Нильс бросился на него грудью, страшно мыча и загораживая от двуствольного дула обреза то ли ящики, то ли скорчившуюся Луизу. А может, и то и другое.

– Basta! – наконец вспомнила Луиза спасительные слова. – Amigo!

Дальше все происходило как в дурном сне, когда мечешься в поту, не в силах перебороть течение событий, стиснутый мокрыми простынями.

Ее подхватили под руки и вытащили на воздух. Нильсу повезло гораздо меньше – его обезоружили и связали заново, прямо поверх открытых ран. Он не сопротивлялся. Пепе привел лошадей и помог Луизе взобраться на Уну, не слушая лепета и причитаний девушки. На свободную лошадь взвалили обессилевшего Нильса.

Федерико остался на складе, чтобы охранять его до прибытия подкрепления.

Никто не понимал, что бормотала Луиза по-кантабрийски, напрочь забыв язык бандитов:

– Там взрывчатка, взрывчатка…

– Не дергайся, – рявкнул на нее Вендель. – Или остаток жизни проходишь со шрамом на морде.

Тряпица, пропитанная чем-то жгучим, снова коснулась свежей ссадины, и Луиза со свистом втянула воздух через сжатые зубы.

Хорхе уступил им на время свою мансарду, и девушка радовалась, что ей не придется врываться в уютный домик Доротеи, распространяя запахи пороха и крови. Хорхе, в конце концов, не привыкать.

– Обещай мне вытащить Федерико. Как можно скорее.

– Посмотрим. У тебя из уха тоже идет кровь. – Он пощелкал пальцами у самого ее виска и кивнул, удовлетворенный реакцией. – Порядок. Кстати, у тебя теперь есть прозвище среди наших ребят. Луиза – Темная Лошадка, или проще – Темная Луиза.

«Одним больше, одним меньше», – пронеслось в голове у девушки.

– Luisa Obscura, значит, – устало уточнила она.

– Por supuesto. – В голубых глазах брата загорелся незнакомый доселе огонек. – Тебе подходит это имя. Не знаешь, чего от тебя ожидать, сестрица.

Она не стала отвечать. Три смерти обошли ее стороной: не вгрызлась в спину бандитская пуля, не перерезал нить жизни кинжал Крысы. И даже скорый поезд «Мидгард – Вальгалла» промчался мимо, когда она врезалась в ящики, доверху набитые «гремучим студнем». За последние несколько часов Луиза испытала столько страха за собственную шкуру, что он истлел, прогорел в ней, как гнилая ветошь в печи.

Несмотря на раннее утро, которое обычно бывало ослепительно синим с бликами жидкого золота, за окном комнатки под самой крышей «Пуха и перьев» все гуще клубились серо-лиловые грозовые тучи. Дождь не проливался над Фиерой вот уже шесть недель, а это могло значить только одно – надвигалась настоящая буря. Девушка зябко натянула мантилью на плечи.

– Что, если в склад ударит молния?

– Ты несешь чушь. Каковы шансы?

– Как и на то, что на костях выпадут две шестерки.

Вендель издал неопределенный звук, в точности как его любимый конь – нечто среднее между фырканьем и вздохом.

– Оставь эти причитания старухам.

На миг Луизу охватило чувство, что она и впрямь состарилась за последний день, волосы ее выцвели до соляной белизны, лоб избороздили тревожные морщины, а глаза стали холодными и прозрачными, как у отца. Но осколок зеркала – одна из немногих вещиц, украшавших стены мансарды, – отражал ее прежнюю. Только прибавилось в облике новых изъянов.

Брат не хотел ее слушать, не слышал ничего, кроме собственных мыслей. Его переполняла самоуверенность. Но он не осознавал или не хотел задумываться, какая ужасная участь грозила одному из его людей. Олле бы не остался глухим к ее словам, но Олле здесь не было.

– Закрой глаза, Вендель.

– Это еще зачем?

– Ты помнишь свой последний визит в Хестенбург?

Еще один раздраженный вздох.

– Тогда тебе не составит труда вообразить старую ратушу. Ее величественную громаду, шпили, пронзающие небо, ворота высотой в два человеческих роста из белого ясеня, окованные железом из топоров наших предков. И великолепный хронограф, на котором танцевали каждый полдень фигурки дамы и кавалера, помнишь?

– Допустим. И что с того? Ничего из этого уже не существует.

– Да. Не существует. Ни крови, ни костей, ни камня на камне. Знаешь, сколько для этого понадобилось взрывчатки?

Он не спросил, только посмотрел прямо в глаза, будто только что заметил: она не питомец, которого можно похвалить за малость и за малость же наказать.

– Едва ли меньше, чем на том вонючем складе, – прорычала Луиза. – А теперь верни своего человека, если он тебе хоть сколь-нибудь дорог! Ты за него в ответе.

Спустя четверть часа после того, как Вендель ускакал к горам в компании одного только Хорхе, началась гроза. И хотя Луиза слукавила насчет количества «студня», в каждом белом сполохе молнии, в каждом ответном раскате грома ей чудились эхо взрыва и зарево над Хестенбургом.

Сложно сказать, что произошло на самом деле. Кто-то считал, что это была месть выжившей Крысы, подпалившей бикфордов шнур. Вендель, будь он в состоянии шутить, наверняка сказал бы, что это сестра наворожила меткую молнию. Сама Луиза склонялась к мысли, что Федерико зажег спичку и решил полюбопытствовать, что скрывают таинственные ящики. Не зря ведь сами обитатели склада не решались разжигать лампы в сумерках.