Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

— На комплимент набиваешься, Васька?

— На поцелуй, радость моя…

— Васенька… милый мой. Ну, подожди-и… дай хоть я покормлю тебя, сначала…

«Удивительно! Совсем такой же взгляд…» Только и успела подумать Катя до того момента, как события вокруг вновь понеслись с той же невообразимой, фантастической быстротой, как и тогда, под Ляояном, когда в глазах очнувшегося, замотанного кровавыми бинтами японского офицера, она внезапно прочла, что считать себя раненым и пленным самурай наотрез отказывается…

Позже, вручая девушке Георгия, генерал Келлер, в задумчивсти пошевелив своими легендарными усами, вежливо осведомился:

— Милая, да как же Вы не напугались-то?

— Не знаю… не успела, наверное… — честно призналась она тогда.

Да и как было успеть испугаться в ту одну-единственную секунду? Ведь не выбей она из руки фанатика уже взведенную бомбочку, их бы разнесло на клочья всех: и японца, и пятерых наших раненых пехотных, и ее с возницей, и лошадей их санитарной двуколки. А так — только одной кобылке и досталось, бедняжке…

«Как тогда нам говорил Руднев во Владивостоке: «Война закончена для обывателей, но она не завершена для военных и дипломатов»? Не прав был уважаемый Всеволод Федорович. Ибо забыл про раненых и искалеченных, про нас — врачей и медсестер. Тех, для кого боль и страдания, борьба со смертью и против нее, продолжаются до сих пор…

Но какая же, все-таки, сучка! Как там, сказали, ее фамилия? Рагозинникова? И ведь говорят, что девушка из хорошей, порядочной семьи. И сама — учится в консерватории. Но не сумасшедшая. Нет. У сумасшедших совсем другие глаза… вот, дрянь…»

Екатерина снова провалилась в сон. Тягучий и ватный сон морфийного дурмана. Трехчасовая операция прошла успешно. Обе пули были извлечены, кровотечение в легком остановлено. Хирурги могли гордиться своей работой. А принц и Великий князь — силой и искренностью своих молитв. Как буддистских, так и православных. Катя будет жить…

Они познакомились в салоне графини Храповицкой. Причем графини как по мужу, крупному владимирскому землевладельцу, так и по отцу, поскольку Елизавета Ивановна была урожденной графиней Головиной. Хозяйка обожала собирать у себя в особняке на Моховой шумливые молодежные компании, с музыкой, пением, шутками, весельем, настольными играми и безобидным сводничеством.

Но не профессиональным, конечно, а так, исключительно для души. Общество бойких столичных курсисток и институток, а также их воздыхателей, в большинстве своем юных гвардейских офицеров, и неизбежно сопутствующая такому обществу атмосфера перманентной влюбленности, доставляли 48-летней, но еще не по годам стройной и миловидной даме, подлинное удовольствие…

Екатерину буквально затащила на один из званых вечеров к Храповицкой ее подружка, Зиночка, дальняя родственница хозяйки. В это время она крутила роман с «экзотическим» гусарским корнетом, адъютантом и другом сиамского принца, тоже гвардейского гусара, который и сам до этого пару раз бывал у графини. В этот раз, вроде бы, он также обещался быть, а посмотреть своими глазами на светскую личность с Востока, Катюше было интересно.

Мода на все «оттуда» появилась в России еще со времен Большого путешествия Наследника, ныне ставшего Императором, и замечательного литературного описания этого вояжа князем Эспером Ухтомским. Не обошла она и двух отпрысков почившего в бозе луцкого дворянина отставного ротмистра Десницкого, дочь Екатерину со старшим братом Михаилом, после смерти матери — главой семейства. Со времени их переезда в столицу, он прилежно и целеустремленно учился на Восточном факультете Университета, где, постигая китайский, японский и тайский языки, готовился к карьере дипломата…

В тот день оба иностранца заявились к гостеприимной графине в цивильном. Безупречно отутюженные костюмы, лакированные туфли, бабочки на крахмальных манишках, тросточки. Но все-же армейская выправка чувствовалась в этих миниатюрных, желтолицых, приветливых молодых людях с первого взгляда.

Пара фраз на тайском, освоенная Екатериной при помощи брата, многих из собравшихся удивила, но оказалась совершенно лишней: принц говорил по-русски свободно, практически без акцента. Вскоре выяснилось, что ее хорошее знание английского и французского, чем Катюша вполне обоснованно гордилась, почти не уступает таковому у Чакробона, — так звали ее нового знакомого, — но вот с немецким, китайским и японским. Тут у Кати не было шансов. Молодой отпрыск королевской семьи Сиама и слушатель курсов российской академии Генштаба свободно владел семью языками, если считать вместе со своим родным!

Явно заинтересовавшись высокой и грациозной девушкой, чья чуть насмешливая, но обоятельная улыбка, ясные, голубые глаза под бровями вразлет и милая ямочка на подбородке, были обрамлены тяжелыми русыми косами, уложенными в высокую прическу, принц ворковал без умолку. Лишенный всякой родовитой надменности или снобизма, начитанный, остроумный и общительный, он сразу ей понравился. Правда, поначалу, только как интересный собеседник и кладезь информации о Востоке, куда Екатерина уже собиралась: она заканьчивала курсы сестер милосердия, после чего ее ожидали санитарный поезд и дорога в далекую Маньчжурию. Туда, где уже почти четыре месяца грохотала русско-японская война…

Во время их третьей встречи Чакробон неожиданно пригласил ее в Мариинку на балет, где ожидалось присутствие императорской четы. Но Екатерина была вынуждена вежливо отказаться, заявив пораженному воздыхателю, — а в том, что интерес у молодого человека к ней явно не мимолетный, она уже разобралась, — что послезавтра уезжает на театр военных действий, в Мукден. И поэтому, с сожалением, не может принять столь лестного для себя предложения. По уважительной причине, как она смеет надеяться.

Перед расставанием, несмотря на то, что за Чакробоном, как, собственно, и почти за каждым молодым лейб-гвардейским гусарским офицером, давно закрепилась репутация повесы и ловеласа, ждать его писем и отвечать на них, Екатерина не отказалась. Что-то особенное разглядела она в глубине этих темных, раскосых глаз…

Она не знала тогда, как будет упрашивать Государя безутешный принц отпустить его в Маньчжурию с полком гусар Ольги Александровны, какие письма напишет Великому князю Михаилу, умоляя вызвать к себе адъютантом и обеспечить санпоезду Екатерины минимальный риск во время боевых операций. Как добьется такого обещания от военного министра Сахарова. Но человек предпологает, а господь — располагает. Во время Первого Ляоянского чистилища уже никто в Мукдене не думал, кого и где нужно особенно беречь… Враг наступал и дрался отчаянно, не считаясь с потерями. Наши — стояли насмерть. Раненых нужно было вытаскивать из-под пуль, шимоз и шрапнелей. Раненых нужно было вывозить. Раненые шли потоком. И русские и японцы…