Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

— Это ужасно… — на Михаила было больно смотреть, таким убитым и потрясенным он выглядел, — Чтобы я, и вот так?.. Какая гадость. Просто не в силах поверить…

— Гадость, Миша, впереди. Бодяга тянулась несколько лет. Ты поклялся Николаю, что ни при каких обстоятельствах не поведешь эту даму к алтарю. Но в тот месяц, когда бедный Алеша едва не погиб от жестокого приступа болезни, и в его скорой кончине уже были уверены все, ты с нею тайком обвенчался. И поставил брата перед свершившимся фактом, заявив в письме, что пошел на клятвопреступление, опасаясь перспективы вновь оказаться наследником трона.

Алексей выжил тогда. Ты был изгнан из России. Над имуществом твоим учреждена была опека. И только с началом Великой войны брат дозволил тебе службу в строю. Но не в гвардии, конечно. Ты возглавил туземную кавалерийскую дивизию, составленную из горцев Кавказа.

Но самое страшное последствие этого твоего шага было в том, что среди Романовых пошли интриги тех особ, кто получил после твоего скандального исключения из списка престолонаследования виды на трон. И в первую очередь со стороны Николаевичей с их черногорками, а также тетушки Михень — Марии Павловны и ее старшего сына, твоего «коллеги по несчастью», Кирилла Владимировича. Он также как и ты попал в опалу, взяв в жены разведенную англичанку, принцессу Викторию-Мелиту, бросившую любимого брата нашей царицы. Женился наперекор воле Государя и нарушив данную ему клятву.

В конце же всей этой омерзительной возни — гибель Российской Империи и зверское убийство семьи Государя, твоего брата. Его, Александры и всех пятерых их детей. Далее — гражданская война. Бегство немногих выживших Романовых и самопровозглашение себя «императором в изгнании» Кириллом Владимировичем.

А лично ты, Михаил…

— Стоп!!! Я прошу тебя, довольно! Это невыносимо… — уставившись невидящим взглядом куда-то поверх головы Банщикова, бледный как мел экс-наследник Престола Российского сидел, неподвижно замерев, словно манекен из дорогого бутика, — И этого не будет. Никогда. Я жизнью своей клянусь, Миша…

— Конечно, не будет. Ибо с дамой этой ты в ближайшие годы точно не пересечешься.

— Что? Неужели?.. Но как вы могли, из-за моей потенциальной дурости… женщину!?

— О чем ты? Жива она и здорова. Более того — получила вдруг, гораздо больше того, о чем могла мечтать в своей жизни. Если, конечно, вынести за скобки гипотетический брак с братом Императора, — рассмеялся Вадик, — Только ведь это не более, чем фантастический сюжетец для слезливого, бульварного дамского романчика в дешевой обложке, не так ли?

— Слава Богу. Гора с плечь…

— А кто-то думал, что мы соломки не подстелим, да? Василий Александрович любит говорить в таких случаях: «На Аллаха надейся, а верблюда-то привязывай».

Хотя, про «бульварный романчик», это я перебрал, пожалуй, — нахмурил лоб Вадим, до которого внезапно дошло, что их с Ольгой случай — практически зеркальное отражение той истории, что приключилась в нашем мире с Великим князем Михаилом и Натальей Вульферт, — Иногда надо быть более самокритичным.

— Ай, перестань! Лишь бы сестренка была счастлива с тобой. Знал бы ты, сколько она натерпелась со своим принцем. Матушка ведь чуть не силой за него ее выдавала. Я до сих пор не могу понять — зачем? Только ли из страха, что Ники уступит вильгельмовому натиску и отдаст руку сестры кому-то из его германских или австрийских титулованных женихов? Но разве так можно было?

Береги мою дорогую Оленьку, Миша, а со временем мы что-нибудь обязательно для вас придумаем…

Но, чтобы Кирилл? Рожденый лютеранкой? Боже, какой бред! И позор.

Громыхнуло за оконным стеклом. Близилась первая весенняя гроза.

Вагон плавно покачивался, ритмично и мягко пересчитывая рельсовые стыки. В его окнах, окрашенных в розовые тона заката и покрытых мелкими блестками капель только что отшумевшего мимолетного дождя, отражались перистые облака и бездонное синее небо, перечеркнутое сияющим многоцветьем радуги. В Европу спешила весна…

Совсем скоро потеплеет, начнут распускаться тщательно обрезанные, белоствольные сады, зазеленеют геометрически безупречно расчерченные поля, разделяющие их бокажи, и шпалеры стосковавшихся по жаркому солнцу ухоженных виноградников. Вернувшись из дальних странствий, радостно защебечут у гнезд птицы, нарядная молодежь потянется на вечерние гулянья, а на лавочки выберутся степенные старики и чинные старушки.

Идиллическая картина гармонии природы и цивилизации. Однако, на сердце и на душе у зябко кутавшего шею в шерстяной вязаный шарф высокого джентльмена, было холодно и тоскливо. После завтрака в буфете, он одиноко стоял в вагонном проходе, задержавшись у окна, и почему-то не торопился заходить в уютное, пульмановское купе.

Возможно, это вид пробуждающейся природы властно поманил его взгляд. А может быть, дело было в том, что он никак не мог оторвать глаз от скрывающихся вдали крепостных валов Меца? От развевающихся над их гранитом и бетоном на высоких флагштоках огромных германских знамен, мимо которых его дрезденский курьерский прошел не более четверти часа назад…

До парижского вокзала Гёр де Л'Ес чуть больше двух сотен миль пути. А за спиной их — без малого полторы тысячи. Псков, Вильна, Варшава, Дрезден, Майнц, Страсбург. Бескрайние русские леса. Приземистая, грозная Псковская крепость на берегу только что вскрывшейся, несущей льдины, но прозрачной, словно студеное стекло, реки. Грязные проселки, деревни, телеги. Луковки невзрачных деревянных церквушек. Лапти, обмотки. Медленно оттаивающие поля…

Чистенькие, аккуратные, словно братья-близнецы похожие один на другой, немецкие городки с замощенными брусчаткой улочками, готическими кирхами и цветочными клумбами. Огороженные ровными штакетниками скотные выпасы, симметричные ряды хлевов и конюшен. Плацы и краснокирпичные приземистые корпуса казарм. Шлагбаумы, караульные будки. Станции и депо, полустанки со стрелками и разъездами…

И еще — трубы. Кирпичные, дымящие, словно их стальные морские сестры на куда-то спешащих корабельных эскадрах. Трубы заводов и фабрик. Их десятки, сотни. Маленьких и больших, высоких и не очень, рядом и вдали…

«И еще 220 миллионов человек, составляющих население обеих стран. Которые, при всеобщей мобилизации, легко смогут выставить на игровую доску Большой Мировой игры хоть двадцатимиллионную армию. Армию из лучших в мире солдат…

А если к этому войску прибавить растущую как на дрожжах мощь промышленной машины Германии и неиссякаемые запасы русских недр? — на лице сэра Чарльза Гардинга отпечаталась неподдельная горечь, — Мудрить тут нечего. Альянс России и Рейха — это без пяти минут катастрофа для Британской империи. Хвала Всевышнему, что хоть эти-то пять минут у нас пока остаются. Значит, у цивилизованного мира сохраняется реальный шанс выстоять перед очередным и, очевидно, уже неизбежным натиском варварства.