Аноним Сербский - Прыжок с кульбитом и валидолом (СИ)

Вера восторженно распахнула глаза, а я спокойно огляделся в поисках свободного места. Вечерняя тусовка, с переполненной площадкой и очередью на лестнице, предстояла после захода солнца. Сейчас места были.

Писком заведения считался деревянный пол, щелястый да обшарпанный. Второй новомодной штучкой были светлые парусиновые навесы над столиками из голубого пластика, обрамленного алюминием. Народу это место казалось изысканным, летних кафе в городе практически не было. А что было реально крутым, так это цены. Пломбир в вазочке, посыпанный орехом, стоил около рубля, а алкоголь подавался с бешеной ресторанной наценкой. Вкуснее пломбира в это время, помнится, считался только 'батончик'. В киоске он стоил двадцать восемь копеек но, кажется, батончик появится чуть позже.

Первым делом я убрал подальше два лишних стула от нашего стола, во избежание попутчиков. В это время обычным делом считалось, разрешения не спросив, занять свободные места за столом и даже не поздороваться.

Слизнув с ложечки первую дозу наркотика, Вера блаженно закатила глаза. Наверное, Антон выглядел точно так же, потому что пропал из сознания - небывалое наслаждение поглотило нас одномоментно.

- Кайф - приходя в себя, изрекла наконец Вера.

Пришлось молча согласиться. Пломбир оказался невероятным, божественным, восхитительным, а вишнёвое варенье, которое мы черпали из маленькой розочки, являлось простым райским нектаром.

Между первой и второй перерывчик небольшой, в котором я успел рассказать пару анекдотов про Штирлица - где он в буденовке и с парашютом. Фильм 'Семнадцать мгновений весны' здесь еще не вышел, только готовился к прокату и, чтобы Вера врубилась, я вкратце передал сюжет. Ну, якобы читал где-то.

- Штирлиц всю ночь топил печь, наутро она утонула, - выдал я очередной перл, и Вера прыснула. - До Штирлица не дошло письмо из Центра. Он перечитал еще раз, но все равно не дошло.

- А еще? - она давилась смехом.

- Штирлиц летел с пятого этажа и чудом зацепился за балкон. На следующий день чудо так распухло, что мешало ходить.

Смеясь, девчонка оглянулась - не слышит ли кто? Избитый анекдот из моего времени показался ей слишком раскованным. Однако до нашего столика никому не было дела. Играла музыка, светило солнышко. Лимонад, с резким ароматом детства и праздника, шибал в нос пузырьками газа. Солнце в меру теплое, ситро прохладное, а вот музыка подкачала. Магнитофон хриплым голосом изрыгал нечто сладкое, итальянское. Запись с радиоэфира какого-то фестиваля Сан-Ремо была ужасной, зато свежей. Криков протеста я не слышал, посетителям 'музыка' нравилась. А ведь сюда интуристы иногда заходят...

- Радистка Кэт говорит Штирлицу: а приходите сегодня вечером, у меня никого не будет дома. Странно, подумал Штирлиц, зачем мне тогда приходить?

И пока девчонка валялась, я обратился к Антону:

- Послушай, товарищ дорогой, долго я буду вас развлекать?

- А что?

- Значит так, - корректно, но твердо заявил я. - Я намерен отдыхать с мороженым, а ты давай, свою девушку весели.

- Но я же не знаю анекдотов про Штирлица! - резонно возразил парень. - Еще парочку и все, ладно? А вот вечером, когда пойду ее провожать... Тогда у тебя обнаружатся важные дела дома.

- Хм, ладно, - вздохнул я. - Слушайте. Штирлиц открыл дверь - свет зажегся. Штирлиц закрыл дверь - свет погас. Штирлиц открыл дверь - свет зажегся. Штирлиц закрыл дверь - свет погас. 'Холодильник' - подумал Штирлиц.

Вера закрыла себе рот руками.

- Кстати, о холодильнике. Если по ночам есть вредно, тогда зачем там лампочка?

Вера уже не давилась смехом, у нее просто текли слезы. Наконец, устав сдерживаться, она заржала в голос, на нас стали оглядываться. Это в мое время молодежные компании никого не стесняются, вплоть до громкого мата, здесь же девичий смех в общественном месте считается делом неприличным.

Смех смехом, но обстановку я контролировал - мы были на чужой территории. В поселке нашем считалось обычным делом ограбить 'центровых', и здесь у меня могли запросто 'попросить десять копеек'. А если нет денег, расплатой становилась девчонка. Никто, конечно, в рабство не забирал, сам факт требования 'тогда биксу давай' являлся страшным унижением.

Грядущие неприятности я почувствовал одним местом - ягодицы сжались в ожидании беды. Оглянулся: от дальней компании в углу к нам направились двое. Впереди вышагивал разряженный худощавый хлыщ, и ничего серьезного я от него не ждал. А вот здоровенный бугай в майке, двигавшийся за ним, был опасен. Флюиды неприятностей текли от него, и шел он хищной походкой бойца.

Подтянув свободный стул, хлыщ уселся рядом с Верой, а здоровый бугай, поигрывая рельефными бицепсами, остался за его спиной.

- Как жизнь, Верочка? - воскликнул незваный гость с преувеличенным восторгом, полностью игнорируя Антона.

Вера нахмурилась, и перевела недоуменный взгляд на бугая.

Спокойно поедая мороженое, я сдержано улыбался.

Партийно-хозяйственная камарилья в этом мире уже породнилась с торговой мафией, вскоре в эту славную компанию вольются бандиты. Они все прекрасно поладят, и наступит у них счастье. А хлыщ явно чей-то 'сынок', учится ощущать себя хозяином жизни. Ишь как уверенно взирает вокруг... 'Барин приехал!' - так, кажется, кричали бы холопы?

У него все получится, и его дети будут править нашим миром.

- В самом деле? - расстроился Антон.

- Ну, это если переживут лихие девяностые. А переживут не все... Но что мы о грустном? - усмехнулся я с веселой злостью. - Кажется, дождь собирается?

- Да уж, - не стал спорить Антон. - Что-то зреет, к бабушке не ходи. Как говорится, в воздухе пахло грозой.

- Ну как же так, звезда моих очей, - продолжал радоваться встрече хлыщ. - Меня Федотом кличут, а это Кот. Вспомнила?

Вера сконфуженно молчала.

Я взглянул в угол, откуда появился Федот, и где только что сидела веселая компания парней. Там было пусто.

- На набережной мы с тобой танцевали, - подтолкнул ее к воскресной ночи хлыщ. Он поднял смеющийся взгляд на бугая, тот раздвинул в ответной улыбке толстые губы. - Пили вино, а потом целовались на брудершафт. Ты была очень веселая! Обещала с моста прыгнуть.

Прижав горящие стыдом щеки, Вера затравленно оглянулась. В сторону Антона она смотреть не смела. Все, жизнь кончена, - читалось в ее глазах. Зачем хорошему парню такая развратная девица, да еще пьяница? Теперь точно одна дорога - на мост.

Я пил ситро, когда хлыщ повернулся:

- Мальчик, ты доел? Иди домой, - и смахнул нашу с Антоном розетку со стола.

Скотина. Злости не пожалел - брызги растаявшего лакомства заляпали нам брюки, а вазочка, весело звеня, покатилась по палубе. Она еще подпрыгивала с металлическим звоном, когда я, рывком ускоряясь, изо всех сил толкнул хлыща в плечо.