Георгий Крол - Корректировщик. Блицкрига не будет! [litres]

– Успокойтесь, сержант. Моя национальность мне тоже не нравится.

Короче, во всём взводе связи был один не еврей – командир отделения телефонистов. И тут на его место присылают ещё одного еврея. Лейтёха жаловался, что его скоро обвинят в создании ячейки «Бунд» в армии. Хотя причина, на мой взгляд, была простая. Точнее, их было несколько. Наиболее образованные и технически подкованные кадры в стране – евреи. Чисто по привычке использовать голову по назначению. Идиш родственен немецкому, и лучшие знатоки немецкого среди молодёжи – евреи. Что ценно при работе со связью, особенно в тылу врага. И, наконец, еврейская внешность не в большом почёте у противника, а значит, можно меньше опасаться «засланных казачков». Вот так-то. А мы пока пришли в своё расположение. Серёга, который оставался за меня, протянул мне бинокль.

– Уходят!

– Уходят, капитан.

Правда, уходят. Даже не верится. Ладно.

– Майор Оболенский.

– Я.

– Выпустите листовку о бое с немцами. Особенно отметить разведчиков и артиллеристов. Кстати, может, вы знаете, есть какой-нибудь типографский станочек, подходящий для таких целей? Можно было бы попробовать достать и печатать боевые листки, а может, и газету бригады?

Оболенский обещал узнать о станке, а пока отправился писать листовку от руки. А я смотрел на уходящих немцев. Мой первый бой закончился, и закончился удачно. У нас потерь – десяток раненых, причём большинство легко, можно сказать, царапины. Только двоих достало серьёзно, одного в плечо, перебив кость, второго в грудь. Оба будут живы и, скорее всего, вернутся в батальон после излечения.

У немцев несколько десятков трупов, ещё больше раненых, четыре сгоревших бронетранспортёра и десяток подбитых мотоциклов, которые они даже не стали забирать, торопились очень. И Манштейн. Если сдохнет – это подарок судьбы. Он ведь действительно один из самых лучших гитлеровских полководцев. А ещё его смерть косвенно ударит по Дитриху, а он как-никак любимец Гитлера, бывший командир его личной охраны. Короче, немецкий Власик. В общем, всё суперздорово, аж страшно становится. Как при потере девственности. Типа, всё красиво, напоили шампанским, красивый номер, кровать в розах, уже уложили и даже уже раздели, а вот дальше что?

Части 37-го стрелкового корпуса подошли к Болграду только 31 июля. К этому времени немецкие части отошли с территории Бессарабии и Западной Буковины. По данным службы внешней разведки, они обещали румынам скорый возврат этих земель. Оставшись без поддержки, румынские войска почти полностью прекратили сопротивление, лишь иногда огрызаясь. Красная армия повсеместно вышла к линии новой границы по рекам Прут и Дунай.

Хотя цель операции Южного фронта была достигнута, Сталин был недоволен. Слишком большими были потери, слишком слабой организация. Плохо были согласованы действия разных родов войск, ещё хуже действовали тыловые службы. Верховный был взбешен, старшие офицеры и командиры нервничали. Но полетели погоны, не головы. Множество командиров выперли из армии, ещё больше понизили в должности.

Причём дело было не в званиях. Одним из тяжёлых гаубичных полков 12-й армии командовал вчерашний младший лейтенант, который за неделю стал майором. Просто тридцатилетний командир батареи во время боя послал на хрен полностью потерявших голову командиров и принял командование на себя. И не просто принял, но действовал на редкость грамотно и удачно. Ну и почему не присвоить ему майора?

Или не выпереть на пенсию генерала, бывшего комкора с опытом гражданской войны, который попытался бросить кавалерию против позиции, прикрытой дзотами и опутанной колючей проволокой в три ряда? Скольких он бы положил, если бы случайно приехавший представитель Ставки не остановил атаку за три минуты до её начала? Причём приказа взять укрепление, как говорится, «любой ценой» не было. Просто тупость плюс инициатива. Было от чего прийти в расстройство.

А мы стали гвардейцами, да ещё получили почётное наименование. 1-я гвардейская воздушно-десантная Болградская бригада. Ещё у нас было больше всего награждённых. Даже Герой Советского Союза. Старший лейтенант, теперь уже капитан Мамочкин. Он, когда сел в Тыргу-Фрумосе, понял, что взлететь не удастся. Истребители румын просто не давали. Снял с самолётов пулемётные установки и организовал оборону всех машин, своих и чужих. Дважды вступал в бой с румынскими частями, но самолёты спас, хотя и был ранен осколком в голову.

Батя получил орден Боевого Красного Знамени за спасение самолёта и доклад о противнике. А я получил орден Ленина за взятие Болграда и его защиту. Наградили орденами и медалями разведчиков, артиллеристов и пулемётчиков. Вообще, если подумать, без наград остались разве что повара и медики. Ну, ещё водители без машин, которые охраняли штаб. Но вот обид, характерных для послевоенного времени, типа «почему меня обошли, это какие-то гады из зависти», не было. Все радовались и победе, и наградам друзей.

Награды рядовым и сержантам вручал Жуков лично. Мне он симпатизировал, и, что интересно, не только из-за удачного боя. Ему, оказывается, жаловался на меня Болдин за ругань. Жуков выслушал, поинтересовался, как именно я его обругал, а потом обрушил на беднягу все оставшиеся не использованными ругательства. За то, что не использовал правильно то, что имел, обиделся, когда «обложили», и подставил Жукова лично. Знал ведь, что мы на личном контроле Ставки. Поскольку всё обошлось, ко мне Георгий Константинович проявил повышенную благожелательность. Подозреваю, что орден Ленина – это её часть.

27 августа, через месяц после получения приказа, мы вернулись домой. И не узнали его. Нас встретили новенькие казармы и учебные классы. Летунов встретила полностью бетонированная взлётка и обновлённые ангары и склады. А ещё нас ждали квартирные ордера. Нас – это офицеров батальона и ДТАБ (десантно-транспортная авиабригада). А также прапорщиков и сверхсрочников.

Вот это было чудо. Городок был построен. Дома, школа. Только «Дом офицеров» и магазин были в процессе, но уже на стадии отделки. Я, если честно, поначалу расстроился. Был уверен, нагнали заключённых и заставили пахать как рабов божьих, днём и ночью. То, что оказалось на самом деле, было, как бы это сказать, – бальзамом на душу. Городок действительно строили заключённые. Только освобождённые заключённые, добровольно. И не только те, кто начал как бесконвойник, но и те, кто до освобождения у нас не работал.

Оказывается, ходили слухи, что городок строился по рекомендации человека, с которого начался процесс реабилитаций репрессированных. И уговорил Сталина отправлять политических на работы без конвоя, пока их дела пересматривают. Всё, знаю, откуда ноги растут. Придушу Пушкина, хорошо хоть имён не назвал. Кроме того, когда название нашей бригады замелькало в газетах, стали приходить помогать местные добровольцы. Сначала активисты аэроклуба, потом их родные, а потом почти все жители, кто мог принести пользу на стройке. Вот такой БАМ, без всяких лозунгов, от души.