Виктор Дубчек - Красный падаван-2: Наш человек на небе

Капитан Игнази с сопровождающими стоял прямо напротив трапа. В глубине грузовика цокнула дверь турболифта. Послышались уверенные шаги по коридору грузового отсека. Таус терпеливо держал стойку: судя по походке, гость относился к разряду ревностных служак — с такими лучше сразу продемонстрировать склонность к формализму.

Когда на краю трапа появились мыски начищенных до блеска сапог, Таус уверился в правильности оценки. Сапоги неторопливо, но твёрдо понесли своего владельца вниз по трапу. На владельце обнаружились штаны с удивительно широкими карманами — вероятно, в них скрывался целый арсенал, потому что поддерживать эту конструкцию приходилось с помощью широкого ремня с вызывающе золотой звездой на блестящей пряжке. Имелась и кобура, видимо, для примитивного баллистического оружия. Наконец, последним движением, — ему пришлось пригнуться, — гость выступил из темноты.

Высокий, очень бледный молодой мужчина в зелёной военной форме стоял на платформе и щурил глаза под ярким светом ангарных прожекторов. Меча при нём не наблюдалось, и это обстоятельство парадоксальным образом убедило Тауса в особой опасности пришельца. За спиной гостя маячила добродушная физиономия одного из клонов, назначенных на вспомогательные роли в челночных миссиях.

- Впечатляет, — произнёс пришелец, со спокойным интересом оглядывая стены и потолок ангара, — весьма впечатляет.

Штурмовик за его широкой спиной покивал, словно эмиссар Владыки Сталина мог видеть этот жест.

Впрочем... как знать.

Таус сдавленно откашлялся. Пришелец, продолжая щуриться, перевёл на него взгляд. Неестественной бледности Старкиллера, как сперва почудилось капитану, в земном ситхе не было; оказался он просто светлым, и волосами, и выражением лица — очень светлым. И вообще: внешний вид его не вызывал ни малейших сомнений в чистоте человеческой крови; хоть это радовало. Не дожидаясь, пока глаза пришельца окончательно адаптируются к холодному освещению ангара, Таус шагнул вперёд. И немного в сторону: ему вдруг снова примерещилось, как прямо посреди платформы разворачивается схватка земного ситха, например, с Септеном... или с Банну. Или сразу с обоими.

Но пришелец не смотрел ни на полковника, ни на флаг-капитана. Он смотрел прямо на Тауса, и, улыбаясь, приветственным жестом подносил руку к светлой своей голове.

Рокоссовский быстро вернул приветствие, нетерпеливым жестом пригласил к оперативному столу. После недавней контузии Маслов восстановился не полностью, ходил ещё с трудом; Рокоссовский поддержал товарища под локоть.

- Давай, Алексей Гаврилович, докладывай. Извини, что...

- Ишь! — оборвал его начштаба, отводя руку и опираясь на край стола. — Извиняться он опять надумал.

- Ты из лазарета сбежал, потому что...

- Сам сбежал — сам и доболею потом, — Маслов повернулся к оперативному столу. — Всё фишки свои двигаешь?

- Двигаю, Алексей Гаврилович: чем ещё комфронта заниматься? Не по передовой же на спидере мотаться.

Рокоссовский грустно улыбнулся: он всегда стремился быть как можно ближе к непосредственно сражающимся частям — и вот теперь новые технологии требовали от него оставаться в крепости... «двигать фишки».

- Что надумал по двадцатой? — возвращаясь к работе, спросил он Маслова.

- Значит, Константин Константинович, надумал вот что... Генералы склонились над голокартой: оценивая положение дел, прикидывая возможность укрыться от бомбардировок, тасуя шильдики дивизий. Маслов предлагал силами 1-й Особой нанести массированный удар по аэродромам противника — Рокоссовский резонно возражал, что десяток машин «массированный» никак не потянут.

- Ерунда! — кипятился начштаба. — СИДами накерним — нашими самолётами добьём!

- А где ты их возьмёшь, твои «наши самолёты»? — отмахивался Константин Константинович.

Неоткуда было взять самолёты. Ни самолётов, ни танков, ни людей — что есть, с тем и воюй. По крайней мере, до тех пор, пока Василевский не занял Могилёв.

«Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть». Снова надо было малой силой ломить силу большую. Снова пришла пора кардинально менять тактику. И не сказать, чтоб горевал Рокоссовский — скорее, принимал как должное.

Время случилось такое: роковое, лихое, пороховое — а ведь живое. Будешь спорить? нет? Ну и правильно: нет у нас времени на споры; ничего у нас нет, а времени — и того меньше.

Всё теперь происходило очень быстро. На ходу придумывались новые слова, строились города, созидались общественные формации. Константин Константинович не мог уж представить себе иной жизни; и где-то в глубине души жалел тех, кто мог. Слышал он, когда служил в Забайкалье, будто у китайцев самое страшное проклятие звучит так: «чтоб тебе жить в эпоху перемен».

Потому, видать, и били их сейчас японцы, в хвост и в гриву. И, вообще говоря, только ленивый не бил. А в сознании Рокоссовского понятие «победа» давно и накрепко связалось со способностью к быстрым переменам.

- Погоди, Алексей Гаврилович, — сказал командующий, отвлекаясь от карты. — Вот как мы поступим.

Маслов мгновенно замолчал: он-то хорошо знал, когда говорить, а когда слушать.

- Наши оперативные планы противнику известны, — сказал Рокоссовский. — Шпиономанию сейчас разводить некогда, но это факт. В чём я уверен — это в стойкости обороны на северном фасе.

- Дмитрий Михайлович дело знает, — согласился начштаба.

- Насчёт южного я не так спокоен — но там и у немцев крупных сил нет.

- Уверен?

- Придётся рискнуть.

Рокоссовский провёл ладонью по столешнице; экран сфокусировался на туровском выступе.

- А вот в чём я совершенно уверен, так это в том, что наши бронетанковые силы они недооценивают.

- Шпионы, — напомнил Маслов, слёту понимая командира и старого друга.

- Одно дело информация, даже достоверная, — возразил Рокоссовский. — Другое — инерция сознания. Не бывает такого, чтобы окружённая группировка вела полноценное стратегическое наступление.

- Мы тут полгода уж сидим, — задумчиво согласился начштаба, — по всем канонам... ни еды, ни горючего — полагаешь, так они считают?

- Может, и не так. Может быть... уверен даже — представляют они себе наши ресурсы; приблизительно, но представляют. Но это если по уму. А подсознательно — не готовы немцы к такому. Психологически.

- Ух ты! — деланно восхитился Маслов. — В психолухи решил податься?

- Такая работа, — без тени улыбки сказал Рокоссовский. — Немцы сильны в первую очередь планированием, и, если план провален, всё может случиться.

- Гитлер делал ставку на блицкриг... — задумчиво проговорил Маслов.

- А теперь мы наблюдаем, что акцент сместился на авиацию.

- Геринг? Это логично: пришёл к власти, начал в свою дуду дудеть.