Виктор Дубчек - Красный падаван-2: Наш человек на небе

- то мужичок лет сорока (или, вернее, тридцати восьми), в очках и огромных мониторных наушниках, болтавшихся на шее. Сквозь растрёпанную шевелюру весомо, нагло, зримо просвечивала огромная свежая шишка.

- Безобразие! — возмущённо заявил мужичок. — Товарищ лётчик, наладьте же гравитационное взаимодействие! У меня тонкая аппаратура, невозможно так рабо...

Тут он почуял наконец запах горелого мяса; осознал, откуда исходит беспрерывный тяжёлый стон; опустил глаза и увидел скрючившегося Половинкина, который баюкал перерубленную кисть и требовал не заводить мотор.

- Прижимай его, товарищ, — сказал Кожедуб, в отчаянии хватаясь за первый попавшийся рычаг, — к полу прижимай! И сам держись: сейчас ударит нас!..

Мужичок машинально присел, пытаясь удержать мечущегося Половинкина.

- А что случилось-то? — спросил он, поднимая голову. И, вероятно, увидел. Потому что запнулся и замолчал, но почти сразу снова вскочил на ноги и схватился за спинку пилотского кресла. «Тень», содрогаясь всё сильнее, опрокидывалась в острую мешанину обломков, торчавших на месте одной из давних пробоин.

- Любопытно-любопытно, — протянул мужичок, — кажется, мы падаем на «Палач»?

- Ну уж нет, — прошипел Кожедуб, сражаясь с кнопками, — русские всегда побеждают. Щас я только двигатель запущу.

- Иван, не заводи мотор!..

- Любопытно-любопытно... надо бы Прошу спросить. Проша!..

- Некогда. Мы падаем!

- Уходи с челнока, Иван!..

- Держись, Коля!

- Любопытно-любопытно... Проша! Извините, товарищ лётчик, я не нарочно, потом почистим. Кажется, Вы не на ту кнопочку нажимаете, Вам надо вот на...

«Тень» встряхнуло. Палец уткнулся в панель.

И всё заверте...

Вейдер поднял голову. Чёрные провалы глазниц, как мечи, стояли против щедрого белорусского неба.

В небе только что погасла ещё одна звезда.

Фон Белов поднял голову, содрогаясь пред величием своего Фюрера. Каммхубер стоял у окна «военного» кабинета и всматривался в пустое берлинское небо. Закатные лучи пробивались сквозь редкие рыжеватые волоски на ладонях.

Несмотря на кривоватые ноги и возмутительную невзыскательность в выборе eau de Cologne, новый Фюрер начинал казаться Николаусу воплощением Короля-Солнца.

Иосиф Виссарионович поднял голову. От работы с документами сильно затекла шея.

Кроме того, через пару секунд его внимания потребует Лаврентий...

- Товарищ Сталин, — сказал Берия, откладывая наушник. — Срочное сообщение от «Коршуна»...

- Знаю, — ответил Сталин. — Он улетел. Он улетел, но обещал... он улетел.

- Кто улетел, товарищ Сталин? — осторожно уточнил нарком.

- Половинкин.

Он не стал осматривать кисть: боялся увидеть забинтованную культю. Сел, заложил правую руку за спину, нащупал ногами пол. В соседней койке, с головой накрытое простынёй, лежало чьё-то тело. Он не стал смотреть на лицо.

Шатаясь, но всё равно стараясь ступать по-лесному тихо, выбрался в тёмный коридор и поплёлся в кабину. Пол мелко дрожал — здоровой дрожью, свойственной здоровому кораблю. Коля не очень часто летал на звездолётах, просто ему хотелось так думать.

Дверь в кабину заклинило нараспашку, и голоса доносились за несколько шагов:

- Не знаю, — суровый, Вани Кожедуба, — звёзды вроде не наши.

- Звёзды не наши, — а этот, надтреснутый, товарища Сифорова.

- Звёзды не ваши, — надо же, и Проша тут.

- Гав?..

- Да что там! — снова Сифоров. — Как говорится, встряли мы ка-пи-таль

- но. Боюсь, товарищи, кончилась для нас война...

- Нет, — прохрипел Половинкин, хватаясь здоровой рукой за притолоку, выволакивая себя из цепкой тьмы коридора в ярко освещённую кабину «Разбойной тени»; к друзьям, к ярким чужим звёздам, к неизбежным новым приключениям и победам, — ну уж нет! Ничего ещё не кончилось. НИЧЕГО ЕЩЁ НЕ КОНЧИЛОСЬ!

(Ю.П. Кугач, «Великая встреча», 1950)

— А было так, что детей рождалось много, всё мальчики — да всё помирали. Уж устали мы с Иваном имена придумывать: взяли да покрестили обоих близнецов Михаилами. Мол, чего там — всё одно кто-то из двоих помрёт. А было так, что оба и выжили, изо всех одни они. Так-то вот два сына у меня осталось, и оба Михаилы. ( усл. белор. )

— А с голоду сынок, с чего ж. Мы до Советской власти как жили? Крапива, картошка. Хлеб... мало хлеба знали. На Пасху пойдёшь в город, купишь у жидов рассолу с селёдки — вот тебе и на стол, праздник. А стало так, что как Сталин пришёл, совсем другая жизнь пошла. И есть стало, и жить стало, у обоих сынов работа... Михась-больший в Бресте бригадиром. Меньший... ( усл. белор. )

— А было так... меньшего-то пан плёткой отходил, в детстве ещё... что не успел дорогу уступить. Так и не вырос он толком, всё болел, Михась-то меньший. Только и зажили мы по-настоящему, что при Советской власти. А стало так, что как немец пришёл, хлеб забрал, петуха последнего забрал... что немец, что поляк — одно курва. Опять панов нам на горб посадить, Господи!.. Не бросайте нас, сынок! ( усл. белор. )

— Не бросайте нас! Нет жизни под немцем проклятым! Без Советской власти хоть в гроб, всё одно. Не бросайте... ( усл. белор. )

белорусский овсяной кисель. Очень вкусный.

сейм, парламент Финляндии.

доведись Маннергейму пережить войну, именно эти слова он написал бы в своих «Мемуарах», которые вышли бы в 1951 году.

по условиям Версальского договора Германии запрещалась разработка новых артиллерийских систем. Поэтому немецкие конструкторы были вынуждены выдавать свои новейшие орудия за слегка модернизированные пушки «образца 1918 года». Естественно, обмануть сия наивная хитрость могла лишь того, кто очень-очень желал обмануться.

в книге использованы тексты пародий и оригинальных стихов Елены и Андрея Артёмовых; с благодарностью.

подлинный текст диагноза, поставленного в своё время автору этих строк.

именно этой характерной для него репликой отреагировал бы И.В. Сталин, если бы в ночь с 30 апреля на мая 1945 года командующий 1-ого Белорусского фронта Г.К. Жуков доложил ему по телефону о самоубийстве Гитлера. Отреагировал бы — пойди история иным путём.

Военно-техническая Академии РККА им. Дзержинского

старший майор ГБ.

Борис Евгеньевич Патон, впоследствии тоже академик и так далее. На детях гениев природа отдыхает лишь в том случае, если эти гении более озабочены собственной гениальностью, нежели воспитанием детей.