Кир Булычев - Наследник (1914 год)

Потом, когда калитка за господином Теодором закрылась, отчим остался возле нее, глядя на улицу. И даже не скрыл удивления, когда, наконец повернувшись к дому, увидел пасынка.

– Извини, – сказал он. – Я задумался.

Он направился к террасе, не сомневаясь, что Андрей идет за ним. Достигнув парапета, он оперся на него и сказал, глядя на море:

– В кабинете душно… Так что ты так торопился мне сказать? Ты уезжаешь?

– Да, – сказал Андрей. Весь пыл и гнев куда-то испарились.

– Тебя смутил сеанс и моя роль в нем? Сам виноват – никто не просил тебя подглядывать.

Тон отчима не осуждал и не требовал ответа. Сделав паузу, Сергей Серафимович продолжал:

– Смущает неожиданное. За годы наших редких свиданий ты составил обо мне мнение: состоятельный и несколько чудаковатый старик. Не от мира сего, далекий от тебя и неинтересный. Сегодня за день ты дважды удивился. Сначала в моем кабинете… это таинственное и театральное представление сокровищ. Вряд ли тебе оно понравилось, но наверняка нарушило твое душевное равновесие, ибо большие деньги обязательно смущают человека.

– Меня не смутили.

– Ты сам не знаешь себя. На твоем месте я бы обязательно подумал, зачем выжившему из ума старику эти побрякушки? Лучше бы отдал их сразу. И я бы снял квартиру в Москве, купил бы хороший дом тете Марии и шил бы у лучшего портного на Петровке.

Андрей не стал возражать, хоть и признавал этим неприятную правоту отчима.

– Не мне тебя упрекать. И ах как глупо упрекать юношу, перед которым раскинулся мир, наполненный столькими соблазнами…

Сергей Серафимович гулко откашлялся, вытащил из внутреннего кармана сюртука трубку и кисет и принялся набивать ее табаком.

– Но, ангел мой, – сказал он, доставая спички. – То, что ты увидел сегодня, – тебе не принадлежит. До тех пор, пока я жив. Я не хочу, чтобы ты превратился в богатого бездельника.

– Я не просил показывать.

– После Глаши ты – самый близкий мне человек. В этом мире, в этот момент… Я отлично знаю, что соблазн завладеть моим богатством никогда не овладеет тобой настолько, чтобы ты потерял честь. И когда я сегодня показывал тебе мои сбережения, я внимательно следил за тобой.

– Я прошел испытание?

– Опять этот задиристый тон! Впрочем, не исключаю, что на твоем месте я вел бы себя так же. Человек ищет защиты от неприятной или необычной обстановки.

– Давайте договоримся, Сергей Серафимович. Я ничего не видел и обо всем забыл. Даю вам честное слово.

– Очень мило. Во-первых, ты ничего не забыл и я не хочу, чтобы ты забывал. Во-вторых, ты не до конца меня понял…

Сергей Серафимович сделал паузу и вдруг задал вопрос, в котором звучала просьба:

– Лучше было бы сделать это завтра, но ты ведь спешишь?

– Да, – сказал Андрей, – мне надо в Симферополь.

Он испугался, что отчим станет допытываться, с какой целью он спешит домой. Тогда придется что-то придумывать, а он не придумал заранее, и отчим сразу догадается, что Андрей лжет.

– Что же, не могу спорить. Надеюсь, ты проведешь ночь здесь и не пойдешь пешком через горы?

Отчим говорил серьезно, словно в самом деле верил, что Андрей собирается ночью идти в Симферополь, и в этой подчеркнутой серьезности была издевка, которую Андрей постарался не замечать. И напоминание о детском поступке, который, оказалось, не был забыт.

– Я уеду утром, – сказал Андрей.

– Тогда перенесем наш разговор на июнь следующего года.

– На июнь?

– Допускаю, что ты вряд ли найдешь время посетить меня на рождественских каникулах, поэтому жду тебя сразу после весенних экзаменов. Но не позже. Ни в коем случае не позже.

– Ждете катаклизмов?

– Я уверен в катаклизмах, – сказал Сергей Серафимович.

Он глубоко затянулся, и красные искры вырвались из трубки.

– Хорошо, – сказал Андрей.

– Глаша тебе даст денег на дорогу, – сказал Сергей Серафимович.

– Спасибо.

– Вот вроде и все. Ты хотел что-то еще спросить?

– Нет.

– Неправда, Андрюша. Ведь главной причиной, как я понимаю, твоего неожиданного вторжения в мой кабинет, когда ты так испугал моего друга Федора…

– Господина Теодора?

– Вот именно. Тебе не понравилось то действо, которое мы тут устроили. Не так ли?

– Зачем это было?

– Эта комедия была нужна нам для цели достойной.

– Может быть. Я же ничего не сказал.

– Тогда считай, что мы с ним карбонарии, которые таким образом смогли выведать настроения и мнения правящей фамилии.

– Вы не хотите говорить со мной серьезно.

– Нет, не хочу. Между делом ты ничего не поймешь. Глаша рассказала мне о поступке твоего друга…

– Он пошутил.

– Это безобразие, – вдруг рассмеялся Сергей Серафимович. – Хватать за коленку великую княжну! С ума сойти! Ну и друзья у тебя, Андрюша!

– Он мне не друг. Он приятель по гимназии.

– Не спеши отрекаться. Еще не прокричал петух.

Андрей глядел вниз. Огоньков было куда меньше, чем вечером. Только выделялась цепочкой искр набережная да светились иллюминаторы парохода, что швартовался у мола.

Большая ночная бабочка ударилась о фонарь так, что он закачался, спланировала вниз и уселась на рукав Сергею Серафимовичу.

– Ты все забыл? – спросил отчим.

Андрей пригляделся к бабочке. Толстое мохнатое тело, пеструшкины крылья чуть ли не в пядь.

– Церура винула, – сказал Андрей. Вернее, сказал его язык – он сам не думал, что помнит название этой редкой хохлатки.

– Правильно, Большая гарпия. Чудесный экземпляр. У меня в коллекции куда хуже.

Бабочка лениво взмахнула крыльями и поползла по рукаву, набирая разбег. Потом сорвалась и полетела в темноту.

– А славно было в горах, – сказал Сергей Серафимович. И Андрей понял, что отчим ждет подтверждения своим словам.

– Славно, – согласился он.

Небо очистилось от облаков, и звезды на нем были яркими, чистыми, словно между ними и Андреем не было ничего – ни воздуха, ни расстояния. Где-то там внизу спит Лидочка. Ее волосы разметались по подушке, она улыбается во сне…

– Как спокоен и гармоничен этот мир, – произнес отчим. – Он не ведает ни смерти, ни крови. Хотя именно сейчас вон в том доме – видишь огонек – умирает от чахотки красивая молодая женщина. Она задыхается, она просит свою мать спасти ее… Впрочем, даже эти страдания и эта приближающаяся смерть не могут нарушить общей гармонии.

Андрей смотрел на одинокий огонек на склоне горы, ему казалось, что он летит к нему, к той комнате, где распахнуты окна, чтобы впустить ночной воздух, словно он видит, как та женщина приподнялась на локте и тянется к звездам, которые она видит в последний раз…

Огонек мигнул и погас.

– Что? – спросил Андрей вслух.

– Я ошибся, – просто ответил Сергей Серафимович. – Сцена, которую я тебе нарисовал, происходит в другом доме. А там, куда ты смотрел, только что легли спать. И потушили свет.