Андрей Максимушкин - Реванш. Полная трилогия

Пришлось искать наличку. В поисках, чем бы разжиться, они пошатались по улицам, пока навстречу не попался какой-то «снежок». Наверное, заблудился в центре Гарлема. Втроем они быстро убедили белого вывернуть карманы, даже бить не пришлось. Забрав бумажник и навесив лопуху пендель на прощанье, повеселевшая троица отправилась гулять дальше. Зип предложил бухнуть, что они и сделали прямо на крыльце магазинчика Мамаши Сизи, выхлебав купленную у нее бутылку дешевого виски.

А что было дальше? Дальнейшие события намертво выпали из памяти. В голове всплывали отрывки уличного концерта. Как Кривой Мэтью в своей зеленой бандане читал рэп под хрипящую старенькую стереосистему. Круто было! Айзек хлебал виски прямо из горлышка. Бабло у него было. В бумажнике того белого чуха нашлись полторы штуки баксов. Как раз по 500 гринов на брата. Вспомнился Гоблин, протягивающий банку пива. Кажется, они тусовались до самого конца, отвалили бабок Мэтью — уж больно хорошо он пел про рыцарей черных кварталов. Прям слезы по щекам текли, когда тот под финал затянул блюз. Зип потерялся еще в самом начале — поперся за герычем и исчез. Гонщик снял какую-то подругу. Настроение было кайфовым, хотелось пить, ширять, трахать и любить весь мир. Айзек притянул к себе бабенку, укусил за ушко и предложил пойти к ним домой.

А где Гонщик, интересно? Словно в ответ на этот невысказанный вопрос, до ушей Айзека донесся храп. Айзек выглянул на кухню — а вот и сладкая парочка. Дрыхнут прямо на полу полуголые. При этом на лице Гонщика застыла маска неземного блаженства. При виде открывшейся ему чудной картины Айзек скабрезно улыбнулся и поцокал языком — а попка у сучки ничего! Стоило потискать. Жаль, я вчера перебрал лишнего. А Гонщик молодец — своего не упустил. Видно, что отграхал шмару во все дыры.

— Эй, Гонщик, подъем! — Айзек легонько пошевелил ногой приятеля. — Давай поднимайся, черная обезьяна!

— Пошел в… — Гонщик приподнялся на локте и уставился на Айзека заспанными буркалами.

— Буди подружку и одевайся, — хмыкнул Айзек и повернулся в сторону сортира.

— Возвращайся быстрее, засранец! — крикнул вдогонку Гонщик. — Эта киска вчера обещала заставить проблеваться твой тощий черный член.

Айзек только усмехнулся и закрыл за собой дверь санузла. Судя по всему, подружке сейчас не до секса, пусть сначала похмелится, а потом можно будет подумать о продолжении вчерашнего. Вдруг с кухни донесся дикий вопль, буквально сорвавший Айзека с унитаза.

— А-а-а-а! Она дохлая! Мать твою! В натуре, дохлая сучка! Твою задницу!

Выскочив на кухню, Айзек узрел трясущегося приятеля, прыгавшего на одной ноге, а вторую пытавшегося засунуть в штанину. При этом Гонщик отчаянно ругался, выпучив глаза на лоб:

— Ты смотри, брат, она дохлая, дохлая, совсем дохлая. Я спал рядом с дохлой сучкой.

— Ну и что? Ты же ее трахал. Не мог понять, живая или мертвая? — поинтересовался Айзек, затем подошел к лежащей на полу подруге и коснулся ее руки. Холодная. Вялая. Точно, дохлая. Глаза закрыты, язык вывалился изо рта. Из-под голой задницы на пол набежала желтая лужица.

— Тухлое дело, — изрек Айзек, поднимая глаза на Гонщика, — фуфло вышло. Ты ее загнал.

— Да она живая была. Она подмахивала. Еще сказала, что ей понравилось. Такая горячая была.

— Здорово, братва! Иду, смотрю, дверь открыта, — раздался голос из прихожей. Айзек и Гонщик от неожиданности подпрыгнули на месте и оба бросились в комнату.

— Братва, есть что выпить? — навстречу им двигался, улыбаясь всеми своими двадцатью двумя зубами, Кардан.

— Ну, ты и напугал нас! Мать твою за ногу! — выдохнул Айзек. — Стучаться надо.

— Так есть чем подлечиться? А то у меня после вчерашнего ни цента, а во рту, как скунс нагадил, и башка трещит.

— Слушай, Кардан, у нас тут лажа вышла. Сам посмотри, — Айзек махнул в сторону кухни. Лучше было сразу рассказать, в чем проблема. Все равно надо что-то делать.

— Ого! — Кардан скептически обозрел распростертое на полу тело, затем перевел взгляд на застегивавшего ширинку Гонщика. — Как эта шмара здесь оказалась?

— Тут такое дело, черный брат, — Айзек и Гонщик принялись сбивчиво рассказывать. Кардан был в их квартале авторитетом и вообще свойским парнем, он мог помочь избавиться от трупа.

— Хреново дело, — с этим вердиктом на устах гость смахнул с холодильника грязные трусики, открыл дверцу и извлек на свет бутылку без этикетки, но зато с мутноватой жидкостью. Больше в холодильнике ничего не было, только толстый слой грязи на некогда белых стенках.

— Ого! Виски! — прикрыв один глаз, Кардан понюхал содержимое бутылки и, запрокинув голову, одним глотком выцедил почти половину содержимого — кайф!

— Ну, ты, чё скажешь? — толкнул его в бок Гонщик. — Дай-ка хлебнуть.

На троих они моментально оприходовали заначку. После опохмелки настроение у всех повысилось, и жизнь стала налаживаться.

— Значит, типа она сама с вами пошла? А хороша была жопка. Упругая, как грудь моей старушки. — Кардан присел на корточки рядом с трупом и принялся обследовать карманы куртки. Его добычей была связка ключей и 17 баксов мелочью, вот и все, ни документов, ни кредитной карточки. Да и откуда им взяться у обитательницы трущоб? После дефолта 99-го года Америка практически забыла о существовании своих малообеспеченных граждан. Денег не было ни у кого.

— Сама, сама, — энергично кивал головой Гонщик, — все добровольно и по согласию.

— В натуре, это желтый мор! — неожиданно сделал вывод Айзек. Глоток виски произвел благотворное воздействие на его мозги. — Она уже вчера была больной. Помнишь, как глаза блестели?

— Так я думал, это от травки. Мать твою! Мы сдохнем! Мы все сдохнем! Сука, зараза, она нас убила! Мы все сдохнем! — визжал Гонщик. Его руки тряслись, глаза вылезли на лоб, по подбородку текла струйка слюны. Смотреть страшно.

— Никшни, поц! — рыкнул на него Кардан. — Она на сейшне вчера тусовалась?

— Ну, дык. Там и сняли.

— Выпить есть? — голос Кардана звучал тускло и безжизненно. Он полез в холодильник, но больше ничего там не обнаружил.

— Нет, это была последняя, — вздохнул Айзек.

Только что поднявшееся настроение упало ниже плинтуса. Стало ясно, что жизнь как была паршивой, так паршиво и заканчивается. Еще три-четыре недели, и его позовет к себе Большой Брат Иисус давать отчет о прожитых годах. А что он скажет Иисусу? Что пил, курил травку, снимал доступных бабенок, иногда грабил и приворовывал? Правда, в банду его не взяли, но от этого не легче.

Гонщик в это время тихо скулил в углу, сжимая башку ладонями. До него тоже дошло, что наступает конец. Желтый мор, так в американских трущобах называли лихорадку Шилдмана, шансов не дает, косит всех без разбору. Умрут все, кто находился рядом с больным или просто прикоснулся к нему на улице.