Анатолий Дроздов - Милашка

– Песни хорошие, – сказал Берг. – Здесь таких не слыхали. Так что будут платить.

– С рестораном нужно делиться?

– Наш оркестр собирает публику, – усмехнулся Берг. – Та платит за выпивку и еду. Делиться не нужно. Если кто потребует, сообщи мне.

Лицо его приняло зловещее выражение. Мы ударили по рукам и разбежались работать. Я корпел над текстами. По моей просьбе Берг прислал минусовки песен, я подгонял тексты под музыку. В языке Сухья слова короткие, как, к примеру, в английском. Перевод прозы в таких случаях не составляет труда – текст просто меньше. Со стихами трудней. Помогло мое увлечение поэзией. На Земле я переводил стихи классиков на английский. Выложил их на американских сайтах – хотел похвалиться. Пиндосы не оценили – стихи их не интересовали. Я озлился и стал постить лабуду. Как веселился на Рождество. Пил водку с медведями, играл с ними на балалайках. Потом были скачки. Мой медведь пришел первым. (Я на фото с Топтыгиным.) Медведи у нас служат в армии. (Мишка в форме с «калашниковым» в лапах.) Американцы сказали: «Вау!» и набросали мне лайков. Я плюнул и перестал у них тусоваться.

Затем были репетиции. Они шли днем. Кея работала над режиссерским сценарием, так что время было. Оркестранты старались, я тоже. Песни пробуждали воспоминания о Земле. Иногда я закрывал глаза и видел себя дома. И пел.

– Публика будет в восторге, – сказал Берг на репетиции.

– Уверен? – засомневался я.

– Посмотри! – кивнул он на двери.

Возле них толпились неизвестные мне люди. Их было много.

– Официанты, уборщики, повара, – перечислил Берг. – Бегут к нам при первой возможности. Если так поступают свои, чего ждать от публики? Тем более выпившей? – он ухмыльнулся.

Вечером я вышел на сцену. Люстры заливали зал светом. Меня трясло. Одно дело петь в тесной компании, другое – со сцены. Зал был полон. На наружной стене ресторана красовалась огромная афиша. Влад Хома улыбался прохожим. Текст гласил: «Милашка поет для вас!»

Фото мне не нравилось. Сладкая улыбка и томный прищур певца, петухастый костюм в блестках. Его заказал Берг за счет ресторана. Второй Киркоров! У меня не спросили. И вот стою – весь в блестках и волнении. На меня глядят сотни глаз. Выступление объявили, убегать поздно. Не запищать бы от испуга!

Оркестр проиграл вступление.

Не Орфей, конечно. Помучился я, подбирая замену. Не было на Орхее этого легендарного певца. Если кто думает, что стихи перевести просто, рекомендую попробовать…

Какие стихи сочиняли некогда в России и СССР! Душа замирает. И куда все это ушло? Взамен вылезла тупая попса с рифмой «ты – мечты» и хорошо, если с такой. А еще дебильный рэп, искать смысл в котором – не уважать себя.

К середине песни я освоился и стал смотреть в зал. Он был полон. Как сказал Берг, такого давно не было. Основная аудитория – дамы, мужчин мало. За столиком перед сценой – Кея, Нейга и Вильга. Сами пришли, Сайя, естественно, не явилась. Ну, и бог с ней!

Слушают хорошо. Я, конечно, ни разу не Магомаев, и даже не Киркоров. Но слух у меня есть. Учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Гитару освоил сам – хотел нравиться девочкам. Пел в компаниях, так вот и натаскался.

Последний аккорд тает в тишине. Аплодисменты. Не овация, но весьма энергичные.

– Ночная песня! – объявляет Берг.

«Ноктюрн» слушают лучше. Даже дыхание затаили. Ну, так слова какие! Это вам не Стас Михайлов с его кабацким репертуаром. Настоящие поэты писали.

Песня для всех и на все времена. Хоть папуасам пой, хоть ящерам. У них любовь тоже есть. Кланяюсь.

В этот раз – шквал. Некоторые дамы вскочили и отчаянно хлопают. Ага, заводит. Я почувствовал себя свободно. Волнение ушло. Добавим!

А теперь припев:

После несколько тяжеловатого «Ноктюрна» «Все пройдет» идет легко. Зрительницы начали вскакивать и пританцовывать, второй куплет мне уже подпевали.

Раскидываю в стороны руки. Дескать, обнимаю всех. Ужимки попсы я терпеть не могу. Все эти «ручки», «ножки» и прочую белиберду. К тому же здесь не поймут. А вот так можно. Шквал, переходящий в овацию. Зрительницы кричат: «Верх!», «Верх!» Здесь это заменяет «Браво!». «Верх!» означает «лучше не исполнить». Кланяюсь.

– Вот, что будешь петь на заказ! – улыбается мне Берг.

Ну, посмотрим. Я еще не закончил. На меня находит кураж. Остальные песни пою, пританцовывая. Даже спускаюсь в зал и подхожу столику Кеи. Пою ей: «Любимая моя, любимая моя…» Кея краснеет и грозит мне пальцем. Но по лицу видно, что польщена. На нас все смотрят. Завершив пение, поднимаюсь на сцену. Переждав овацию, говорю в микрофон:

– В зале присутствует режиссер фильма «Битва за Сухья», в котором мне посчастливилось сыграть роль Милашки, тофу Кея Дон! Прошу поприветствовать!

Аплодисменты. Кея встает и раскланивается. «Не жалей делиться славой! – учил меня пожилой журналист. – Тебе это ничего не стоит, а людям приятно».

– Благодаря Кее вы видите меня перед собой.

Кланяюсь. Это правда. Не будь Кеи, не стоять бы мне на сцене. Грузил бы мешки. С моим образованием другого не светило. Аплодисменты. Публике нравится, что я благодарю женщину. Перед ними вежливый и воспитанный мурим, к таким здесь благоволят.