Дмитрий Зурков - Триумвират [litres]

А перехватить себе горло бритвой… Трусливое бегство в никуда. В вашей церкви, насколько я знаю, самоубийство тоже считается грехом, не так ли, герр генерал?

– Откуда вам известны японские обычаи? – Во взгляде немца просыпается интерес.

– Ну, просто любопытство – одно из моих достоинств… или недостатков, это уже кому как больше нравится… Но давайте всё же подумаем о здоровье, господин генерал. Прозит!

Фон Гутьер выцеживает рюмку, морщится и берет специально приготовленный для него бутербродик с хорошо наперченным шпигом. Я тем временем готовлю тару к повторному использованию.

– Господин генерал, водку нужно пить залпом, набрав перед этим воздух в легкие, а потом выдохнуть и закусить. И не делать больших перерывов.

– Гауптман, вы хотите меня напоить?

Вторую, однако, генерал выпивает согласно инструкции.

– Зачем вам это надо? Я все равно не буду ничего говорить!

«Ну, если надо будет, ты, герр Оскар, скажешь все. Еще и упрашивать будешь, чтобы тебя внимательно выслушали…»

– Я хочу, чтобы вы выпили сто грамм водки и накинули вот эту овчинную шубу поверх шинели, чтобы согреться. Мне вовсе не улыбается выслушивать потом упреки от начальства в том, что не смог доставить вас в целости и сохранности.

– Но сто грамм – это довольно большая порция! – Так, у генерала начался отходняк, это хорошо.

– Для нас, русских, – нет. Да и ваш великий канцлер Отто фон Бисмарк не боялся превысить эту норму, составляя на охоте компанию императору Александру Второму. Особенно не торопясь, под хорошую закуску и приятную беседу. Но в нашем случае водка – лекарство.

– Вас, русских, невозможно понять. Почему вы считаете водку лекарством?!

О, как немец заинтересовался, сейчас немного окосеет и в спор полезет.

– Очень просто. Во-первых, на водке можно настаивать целебные травы. Или у вас, в Германии, все перешли уже только на таблетки?.. Во-вторых, если выпить водки, а потом укутаться, чтобы кровеносные сосуды не сузились, можно согреться. В-третьих, водкой можно дезинфицировать раны, если под рукой нет ничего другого. Ну, и, в-четвертых, если человек простудился и у него жар, его можно сбить, сделав больному обтирание той же самой водкой.

– Гауптман, откуда у вас такие познания? Вы учились на медика?

– Нет, просто у меня жена – сестра милосердия, вот и просвещает понемногу… Прошу простить, господин генерал. Мы уже скоро будем в Будславе. В штабе армии вы сможете немного погреться. А пока, как говорят у нас, будьте здоровы! Прозит!..

К концу дня черепашьими темпами мы все же добрались до Минска. Генерала, в обоих смыслах тепленького, то бишь незамерзшего и пьяненького, сдал с рук на руки штабным и спустя полчаса был уже на базе. Капитан Бойко слушает мой доклад обо всем произошедшем за последние двое суток, расхаживая по комнате, потом надолго застывает, глядя в окно. Когда замолкаю, выдает свое командирское решение:

– Молодцы! Впрочем, иного не ожидал. Завтра с утра жду к себе для детального разбора, потом вместе побеседуем с ротмистром Воронцовым и включайтесь в обучение прикомандированных. А сейчас приводите себя в порядок, отдыхайте. И срочно зайдите в лазарет! – Валерий Антонович улыбается. – Мне кажется, вас там ждут.

Выглядываю в окно и вижу на крыльце санчасти фигурку в накинутой на плечи шубке. Уже бегу…

Утром, написав пачку рапортов, захожу к Валерию Антоновичу и застаю там обещанного ротмистра Воронцова. Пока начальство читает бумаги, вкратце обмениваемся новостями. Я – о прорыве фронта, он – о том, что творится в мире и Институте. Наконец вся писанина исчезает в картонной папочке и начинается серьезный разговор.

– Итак, господа, надеюсь, не надо предупреждать о том, что все сказанное не должно выйти за пределы этой комнаты. – Петр Всеславович очень серьезно смотрит на нас. – Даже тем офицерам, которые состоят в вашем отделении дружины, не нужно знать абсолютно все о том, что вы услышите. Только в части касающейся.

Мы с Бойко почти синхронно киваем в ответ. Абсолютно правильный подход, по-другому и не должно быть. Ротмистр тем временем продолжает:

– Мы у себя стараемся развивать… ну, скажем так, не совсем официальные отношения с другими отделениями корпуса. Я связался с некоторыми своими однокашниками и хорошими знакомыми, которые служат в нашем ведомстве и кому могу доверять. Всей правды они, естественно, не знают, разговор шел о том, чтобы в случае необходимости без ведома начальства организовать взаимодействие и обмен определенной информацией. Меня поняли правильно, и теперь у нас есть связь с Петроградом, Киевом, Одессой и Минском. Кстати, с местными жандармами вы тоже наладили отношения. Мне рассказали, как вы принимали участие в поимке шпионки. Так вот, по просьбе академика Павлова мы проанализировали сведения о различных политических партиях и свели их в один документ. Копию его я вам оставлю, но очень прошу, Валерий Антонович, чтобы он не попался на глаза никому чужому, дабы не скомпрометировать наших товарищей…

– Помилуйте, Петр Всеславович, чай, не дети маленькие, все понимаем, – капитан Бойко изображает любезную улыбку. – Ничего лишнего ни одна душа не узнает.

– А если кто посторонний что-то такое сболтнет вдруг или начнет задавать лишние вопросы, то будет повод вдумчиво побеседовать с человеком, – включаюсь в разговор, поддерживая своё начальство, – невзирая на последствия для его здоровья.

– Ну зачем же так сразу-то, Денис Анатольевич? – Воронцов улыбается в ответ. – Обратитесь к Ивану Петровичу, он уже закончил свой прибор, как его… а, полиграф. Интереса ради проверял на себе, – отлично работает, сам не ожидал такого эффекта… Дело в том, что мы стараемся иметь дело с молодыми офицерами, в чинах не выше моего, потому, как они непосредственно со своими агентами работают. Полковники и выше занимаются уже административной рутиной, да и могут быть замешаны в закулисных интригах.

Так вот, о партиях. Их можно разделить на три группы. Начну с самой, на мой взгляд, безопасной – консервативной. Это – монархисты, Союз русского народа и Русский народный союз имени Михаила Архангела, их еще называют черносотенцами. Объединяют в своих рядах от двухсот шестидесяти до трехсот тысяч членов, среди них много титулованной аристократии, высшего чиновничества, немного творческой интеллигенции, но основная масса – мелкие лавочники, мещане, купцы, помещики, монархически настроенные крестьяне. Основной лозунг – «Самодержавие, Православие, Народность», выступают против какой-либо конституционной монархии и парламента. Во многих крупных городах создали свои боевые дружины, почти все еврейские погромы на их совести.