Виталий Храмов - Испытание вечностью [litres с оптимизированной обложкой]

Люди, что именовались Медвежата, жили рядом. Жили среди них, но казалось, они жили в другом мире. Над этим болотом людских слабостей, людской боли и жестокости, людского бессердечия и мерзкого эгоизма, над всей этой грязью, которую милиции приходится разгребать и загонять в отстойники тюрем и исправительных лагерей. Как в том анекдоте, когда гинеколог вышел на улицу и удивился: «У них – лица есть?», так и Маше казалось, что мир состоит из уродов, уже совершивших мерзость, или только собирающихся её, мерзость, совершить, но опасающихся последствий. А Медвежата были другие. Они улыбались. На фоне остальных мрачных жителей страны, считающих, что улыбающийся тебе человек или издевается над тобой, или дурачок, бросалось в глаза. Они жили иначе. Одевались иначе, говорили иначе. Реагировали иначе. Как будто они не ходили по этой же земле, а приехали из какой-то другой, солнечной страны. Из той, про которую песня – про город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой.

И ей, сразу, задание на внедрение именно в эту среду! Наблюдение именно за этими людьми! Она все глаза сломала на параде, смотря на них. На их смеющиеся лица, на их мундиры, увешанные наградами. На этих детей, ярких и праздничных, настолько разительно отличных от прочих, казалось, что это не дети, а ангелы. Сироты, усыновленные Медведем, как они были не похожи на тех сирот, что были в приюте вместе с Машей! Настолько заметным было отличие этой группы зрителей от остальной толпы на параде, что даже злило! Но эмоции эмоциями, а разум говорил, что детям этим – повезло. И не злиться на них надо, а радоваться, что хоть кто-то проживёт нормальным, счастливым детством. И толика уважения к этому здоровяку с ребёнком на плечах, что развлекал детей, друзей и их супруг (как они одеты! ах!), махал руками проезжающим парадным расчётам. Уважение, что он – поделился своим благополучием с этими детьми, не стал жить в своё удовольствие. Что хоть этим детям перепало счастье!

Медведь был сказочно богат. Конструктор, генерал, писатель, композитор, хозяин целого таёжного архипелага! Ему приписывали несметные богатства. В их, рабоче-крестьянской стране, миллионер! Немыслимо! Как у клятых буржуинов в их загнивающих капиталистических анклавах.

Но Маша помнила, что не её одну это задело. Была прокурорская проверка деятельности Кузьмина. Говорили, что следователя специально назначили из обиженных Медведем. Толстяк, которого Маша видела в записи инцидента на даче Сталина. Тот самый. Обиженный. Медведь много кому ноги обтоптал. А этого вообще презирал. Даже на официальных мероприятиях, слушаньях в суде, например, называл его животным прозвищем, отказывая в человеческом достоинстве, да ещё и женского рода, отказывая в мужском достоинстве. Не конь, например, педальный. Или – конь в пальто. А именно – Лошадь! Этого следователя нельзя было обвинить в симпатиях к Кузьмину. Скорее наоборот – в предвзятости.

И что дала проверка прокуратуры? Что Кузьмин не имеет никаких правонарушений! Что все сказочные миллионы им потрачены не на себя, а на строительство и развитие таёжного города – Гвардейска. И вся приобретённая им собственность – автомобили, корабли, самолёты – всё отчуждалось государству сразу же, при таможенном оформлении. Что все гонорары за издания его произведений за границей, там же и были потрачены. И все эти траты или были оформлены на государство, или проходили по секретным статьям ГРУ и МГБ. У Медведя не было ничего своего! Ничего в личной собственности! Ничего! Он жил – как буржуй, жизнью миллионера, являясь на самом деле истинным коммунистом – жил не для себя, а для тех, кто ему был дорог – для людей, для Союза.

И не состоял в КПСС. Потому что был в плену. Он искупил свою вину – штрафной ротой, и его бы приняли в партию, но он не подавал заявления. Демонстративно. Являясь образцом истинного коммуниста, не являясь им юридически. В пику тем, кто в партию вступили для своего возвеличивания, из карьеристских побуждений. И этим он тоже давил на мозоли многим.

И после этого Маша должна поверить, что Медведь решил узурпировать власть? И убил Сталина? Медведь, который ушёл из армии с первой волной демобилизации? Вместе с Рокоссовским? Следом за Рокоссовским? Медведь, который не занимал вообще никакой должности, кроме почётного, но бесполезного звания генерал-инспектора егерей, не несущего за собой ни прав, ни должности, ни оклада, ни льгот, демонстрируя этим презрение к карьерному продвижению? Это такой нелогичный хитрый ход? Отказаться от высоких военных должностей, от рычага управления, довольствуясь лишь влиянием на армию своим авторитетом, отказаться от всех должностей в Совете министров, что предлагал ему его ещё со времён войны друг – Устинов? Отказаться от карьеры в партии? Являясь генералом егерей, что равнялось званию генерала армии, не состоять в должностях при МГБ? И после этого – захватить верховную власть? Очень уж вывернутый ход!

На той сцене, что показал Миша на экране артефакта, Медведь тоже поступил не логично. Если тебя застали над телом – убери свидетелей! Медведь смог бы. Он убивал много. И врагов, и своих. С одинаковой лёгкостью. Он мог бы вообще уничтожить всю дачу. Нет! Он их прогнал. И сбежал сам. Узурпатор!

Так что Маша верила своему возлюбленному и его приемному отцу, не только потакая своим эмоциям. Это было единственное логически достоверное построение – Медведя подставили заговорщики. Осуществлён был контрреволюционный заговор.

Переворот! Как? Как такое возможно в их великой стране? В Союзе? Не в Парагвае каком панамском, а в их СССР? Как?!

Голова кругом. Надо чего-нибудь поесть. Маша спустилась в столовую. За столиком к ней подсела Люда, с которой они вместе пришли в бюро. Вместе были «молодыми стажёрами», вместе учились строить глазки у престарелых фрейлин императрицы.

– Где пропадала, подруга? – спросила Люда, ставя поднос.

– На задании, – вяло ответила Маша.

– Уже? Здорово! И как прошло? – живо заинтересовалась Люда.

– Плохо, Люда. Надо было проследить за парнем, а он меня сбил с ног, новое платье порвалось, вся ободралась, потом ещё дверь на крышу захлопнулась. Сутки сидела взаперти на крыше высотки. Жара несусветная, а потом – ливень всю ночь! Думала, не переживу.

– Досталось тебе! А как выбралась?

– Тоже случайно. Парень один на крышу поднялся – а я уже без сознания, замёрзла насмерть. Спас меня.

– Ух ты! А что за парень? Что дальше?

– Хороший парень. Майор. Пограничник. На парад приезжал посмотреть. В отпуске. Предложение мне сделал.

Люда завизжала, кинулась на шею, обниматься. Все обернулись, смотрят.

– Машка, а ты что такая смурная?

– Нездоровится.

– А ты что? Что думаешь? А что тут думать?! Соглашайся! Майор! Молодой? – засыпала вопросами Людка, проигнорировав слова о самочувствии Маши.