Владимир Малыгин - Приказано выжить!

Вот, наконец, и Новогород. Правда, место вроде другое – в моём времени город был значительно ниже по течению Во́лхова. А так всё то же самое, как и в Изборске, – посады, детинец, деревянные стены.

Трувор подвёл коня к терему, спрыгнул наземь и обнялся с вышедшим навстречу братом.

Передав своих коней набежавшим холопам, мы с Горивоем пошли за князем. По мне, так я лучше бы по городищу и торгу прогулялся, на верфи заглянул, о чём и сказал своему спутнику.

– Успеем ещё. Зайдём, поздороваемся. Если будем не нужны, тогда и пойдём, куда там тебе надо.

К счастью, никому мы не понадобились, князья ушли к себе, и вскоре я уже рассматривал товары на торжище, поражаясь их разнообразию и узнавая стоимость. Цены приятно удивили, всё было дешевле, чем в Плескове. Прогулялся к лодейной мастерской, где разговорился с хозяином под предлогом покупки лодии для себя. Хотя разговорился – это громко сказано. Мастер на контакт никак не шёл, если бы не подключившийся вовремя Горивой, который с изящной ловкостью влез в доверие к новгородцу и был настолько убедителен, что хозяин, сам того не желая, рассказал нам почти всё о своих корабликах. Конечно, мастер расписывал одни лишь достоинства, но мне и этого хватило. Распрощавшись и поблагодарив хозяина, дав напоследок обещание обязательно подумать над заказом, вышли на воздух.

– Ну что, всё узнал? – вывел меня из задумчивости Горивой.

– Понимаешь, у нас лучше получится. Вот сразу и задумался, как и что можно сделать, и что нужно будет для этого. – Смущённо улыбнулся ему. – Давай полотно на паруса посмотрим. Приценившись и осмотрев выбеленные ткани, глянув, как их сшивают, пошли назад.

– Как думаешь, когда дальше двинемся? – спросил своего, уже можно сказать, товарища. Хотя бы по этому путешествию.

– Через день. Завтра перегрузимся и с рассветом пойдём дальше. Грести-то умеешь?

– На простой лодке умею, а на таких и не пробовал никогда.

– Вот и научишься…

Сойдя по сходням на мостки Старой Ладоги, я уже и не знал, что тяжелее – провести неделю в седле или ворочать веслом на лодии. И то, и другое вымотало меня до потери сознания. Но, если к седлу я почти приноровился, то тяжёлое весло с непривычки показало свой буйный норов. Хорошо, что народ с пониманием отнёсся к моему неумению – все дружно советовали и показывали, как надо правильно грести. Ну, хоть какое-то развлечение я им доставил своей непутёвой греблей. Хотя, справедливости ради, никто не высказывал неудовольствия, а уж брани я вообще не слышал, даже когда весло вырывалось из рук как живое и норовило спихнуть меня со скамьи или заехать по спине сидящему впереди дружиннику.

В крепости же всё повторилось точь-в-точь, как в Новогороде. Точно так же мы погуляли по городищу, прошлись по торгу, на котором сегодня, по словам купцов, было совсем мало народу.

А вот вечером за мной пришли…

Помирать – так с музыкой! Отмахнувшись от поторапливающего меня Горивоя – мол, негоже заставлять князей ждать, переоделся в чистую одежду, оставил все свои железки, за исключением поясного ножа, и с гордо поднятой головой (шутка) отправился за безопасником. Сбоку пристроился Гром.

Отослав стражу и оставив у дверей моего спутника в компании собаки, поплотнее прикрыв двери, Трувор приказал мне рассказывать всё с самого начала. Ну, раз пошли такие пляски, то, испросив разрешения, проверил, нет ли кого за окном, заработав удивлённо-уважительные взгляды. Подобраться к окну довольно проблематично, если только на верёвке сверху спуститься, но это мы сразу услышим. На всякий случай запустил в комнату Грома, так надёжнее. У него и слух и нюх не чета нашим. Синеус хотел было возмутиться, но Трувор его остановил, внимательно наблюдая за моими приготовлениями.

Начал рассказывать свой «сон», внимательно отслеживая реакцию обоих на моё повествование. И если хмурый Трувор всё это время просидел спокойно, то Синеус, наоборот – то краснел, то хватался за меч. В общем, нормальная реакция выдержанного человека – голову сразу не срубил, и хорошо.

Закончив рассказ, я замолчал. Молчали и князья. Наконец, первым прокашлялся Трувор. Всё-таки слышал мой рассказ уже не в первый раз и успел его, хоть немного, переварить.

– Был в Новогороде, разговаривал с Рюриком. Вроде всё, как всегда, но вот бояре его посматривают нехорошо, когда думают, что я их не вижу. Завтра хочу с волхвами поговорить. Ты, брат, со мной пойдёшь? Или…

А усы у Синеуса и впрямь знатные, вон как на палец их накручивает:

– Вместе поедем. Всё сам хочу услышать. Возьмём твоих дружинников, и хватит. Пораньше только выедем, чтобы меньше людей нас видело. Хотя слух всё равно пойдёт.

– Можно сказать, что поедем у богов расположения и разрешения на новое дело просить, мол, будем в Плескове лодии морские делать да через варяжское море ходить, торговлю налаживать. Дома будем каменные ставить, вот и хотим спросить, угодно ли всё это богам? – влез я с подсказкой.

– Можно слух распустить, скажу Горивою. – Кивнул, соглашаясь, Трувор.

– Но смотри, если волхвы скажут, что соврал, там же на кол и сядешь, – буркнул Синеус.

Вот это здорово, это по-нашему. А вдруг мне там не поверят или не поймут?

Затемно выехали из ворот крепости, до полудня пробирались через завалы бурелома, ручьи и овраги. Наконец, спешились, и дальше пошли вчетвером след в след по еле заметной тропке. Если бы не походил в своё время по тайге, нипочём бы её не заметил. А так обратил внимание на небольшие просветы в кустах, вытертую местами траву, чуть другого цвета кору корней на тропе. Да и собака указывала верный путь.

В книгах много чего написано про капища – столбы, камни. Вот и тут я увидел сначала высокий частокол из толстенных брёвен, за которым просматривалась крыша большого дома. А, пройдя через ворота, приоткрывшиеся при нашем приближении так, что можно было еле-еле протиснуться только боком, рассмотрел выложенный из камней круг на земле и толстые столбы с потемневшими ликами и рунами. Больше ничего не успел увидеть, потому что был затащен Горивоем в большой храм. Стены из посеребрившегося от времени дуба, огромный валун по центру, откуда-то доносится звонкое журчание воды. После солнечного света глаза почти ничего не видят, сильно щурюсь и привыкаю к сумраку. Князья о чём-то разговаривают с высоким, огромным человеком, стоящим у ведущего в темноту помещения проёма. Тот отрицательно качает головой и скрывается в этой темноте, оставляя нас в тягучей тишине. Если бы не журчание воды, то эта тишина нас бы придавила своей тяжестью, а так, цепляешься за звук и выныриваешь из тёмного омута.

Раздался шорох, и появился ушедший громила. Поманил меня рукой к себе, а шагнувших за мной князей остановил раскрытой ладонью.