Александр Башибузук - С черного хода [litres]

Немного взбодрились, вкатив себе по порции болевого стимулятора из аптечки – но это ненадолго. За все приходится платить.

Куда мы забрались, я даже не представляю, перли наобум, как лоси во время гона, но по какому-то наитию я углядел едва заметную, забитую снегом щель, уходящую куда-то вглубь между скалами. Не иначе боженька помог…

Думать не приходилось, и я, изображая из себя бульдозер, попер напролом, таща за собой Пашку. Узкий извилистый ход неожиданно расширился, а потом плавно перешел в небольшую пещерку. Луч фонаря высветил груду слежавшейся травы, в нос шибануло ядреным звериным запахом…

– Сань… тьфу ты… – Пашка отколупывал с лица ледяную корку. – А куда это нас занесло. Сука… как собаки нассали…

– Они и нассали… – я повел фонариком по пещере и остановил его на еще одном лазе в стене…

Уши резанул утробный вибрирующий рык, в щели замерцали два ярко-зеленых пятнышка.

Пашка вскинул пулемет, и в ту же секунду его с диким ревом сшибло длинное, гибкое, пепельно-пятнистое тело.

Я не нашел ничего умнее, чем двинуть оседлавшую Пашку зверюгу прикладом по горбу, а потом потянул из ножен кинжал, но тут же полетел на пол. Тварь переключилась на меня.

Успел прикрыть горло локтем и, всаживая клинок куда попало, попытался крутнуться, скидывая зверюгу с себя…

Помню только пронзительные нечеловеческие визги, разрывающие уши, и боль, пронзающую все тело. Потом грохот и темнота, окрашенная в кровавые разводы…

Я видел темноту, я ее ощущал, мне было удивительно комфортно и спокойно. Боль трансформировалась в тепло – в добрый, обволакивающий все мое тело огонь. Непонятным образом я находился в полном сознании, но только в пределах темноты, окружающей меня. Иногда она прерывалась яркими вспышками, ритмичной музыкой, переходящей в гул, мягким убаюкивающим покачиванием и чьими-то голосами… голосами… голосами… Глаза открылись сами по себе, и я увидел высокий каменный потолок, покрытый причудливой резьбой…

– Что за?.. – попытался пошевелиться и несказанно удивился, что у меня это получилось. Тело напоминало кусок деревянной колоды, но все же слушалось. И ничего не болело…

Скосил глаза на раздающийся совсем рядом чей-то тихий храп с причмокиванием и узрел гвардии прапорщика Синицына, лежащего на низеньком, вырубленном из цельного камня топчане, и укрытого меховым одеялом. Паха спал и по своему обычаю сладко прихрапывал.

Так нас не сожрали?

Шо, опять?

Где пещера?

Где гребаный пещерный зверь?

Каким образом меня сюда занесло?

Вот же…

Немного поколебался и попытался встать. И встал… Дождался, пока прекратится головокружение, и понял, что каким-то чудесным образом оказался совершенно голым. Только медальон на шее остался. Голым… Осмотрел себя и обнаружил, что ничего не изменилось. Почти… Добавились едва заметные белые рубцы на предплечье и бедрах.

– Не… ну это шрамы, и ежу понятно… Зверюга подрала… – обнадежил я себя в голос и осекся.

Твою же соседку в дудку… Да они по виду минимум годичной давности…

– Мама! – вырвалось само по себе. – Это сколько же я здесь валяюсь?

Прикоснулся к подбородку и почувствовал щетину… Так… я меру своей волосатости знаю. Щетина, а верней бородка, примерно десятидневной давности.

– Не брили же меня?..

Огляделся по сторонам…

Очень интересно… Такое впечатление, что мы находимся в комнате, вырубленной в сплошном каменном монолите.

Да… никаких щелей. Потолок, как я уже говорил, в резной причудливой вязи. По углам пучки каких-то сушеных травок. И дух от них идет такой приятственный, чем-то на мяту схожий. На стенах деревянные полочки с немудрящей утварью: разные там чашки, плошки. Парочка поставцов с большими… большими… да это же что-то вроде грибов! Светятся мягким, не очень ярким, но достаточно сильным светом. На полу шкура мамонта. Именно она, я такие уже видел. Рыже-пегий жесткий, длиннющий волос. Под ногами пружинит. Да что за…

Хотел ломануться в дверь, но к своему ужасу, ее не нашел и заорал на Синицына:

– Пашка, вставай, сукин кот!!! Куда это, мля, нас занесло!!!

– А?! Что?! – Паша резко подорвался с топчана, а потом, разглядев меня, радостно завопил: – Сашка! Очнулся, лесной чертяка! А я-то думал, что и не проснешься!

И полез обниматься.

– Паш… где это мы?

– Где, где… у аборигенов…

– Но как? – У меня внезапно сильно закружилась голова. Так закружилась, что я чуть не приземлился пятой точкой на пол.

– Каком кверху. – Пашка помог мне присесть. – Как нас саблезубый подрал, помнишь?

– Помню… а больше ничего…

– Курва саблезубая меня придавила и плечо прокусила. Я и вырубился. – Синицын показал едва заметный рваный шрам. – Очнулся, гляжу, ты лежишь и дохлая зверюга рядом. Порвала она тебя жуть, конечно, но ты ее все-таки ухайдакал. Я тебя как мог перевязал, себя тоже, потом опять отключился. Да и немудрено, крови много потерял. А когда опять в память пришел, увидел, что мы уже оба тут…

– Где кейс? – От этой мысли у меня похолодела спина.

– Не знаю… – помрачнел Паша. – Походу, у них…

– Сколько мы здесь?

– Около двух недель. Местные на пальцах растолковали. Получается, примерно так…

– Каких две недели, придурок? – Я ткнул ему под нос руку с едва заметными шрамами. – За две недели так не заживет!

– А… ну да. Ты же первый раз в себя пришел. Это все она… – Паша заговорщицки подмигнул мне и ткнул рукой куда-то в стену. – Дарга с камнями.

– Какая Дарга? Какие камни? Тебе саблезубый мозги не прокусил? Давай с толком и расстановкой…

– Не лети впереди паровоза, Леший… – Паша налил из глиняного кувшина воды в кружку и сунул мне в руку. – Теперь слушай…

Слушать мне пришлось, придерживая свою челюсть… ну это чтобы на пол от удивления не хлопнулась. Пашка пришел в сознание первым из нас – снежный леопард над ним поглумился в меньшей степени, чем надо мной. Пришел в сознание и увидел, как очень древняя аборигенка с помощью своей юной помощницы обкладывает его какими-то камнями. В камнях ничего странного не было, обычные сероватые окатыши, очень странным было их действие на самого Пашку. Камни казались обжигающе горячими, просто раскаленными добела, но как ни странно, боли от жара он не чувствовал, даже наоборот, ощущения были очень приятным. Но это не все. Примерно через час камни чернели и распадались в пыль, а раны рубцевались чуть ли не на глазах.

М-да… если бы я не знал Пашу, то подумал бы, что он реально свихнулся или бредит. Кстати, сам припоминаю в своей полуяви ощущения очень сильного, но приятного жара…

– Старую зовут Дарга, а ее помощницу Зара, – продолжил рассказывать Синицын. – Симпатичная, между прочим, малышка. Улыбчивая такая.