Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик. Части 1-20

– Далеко не убежит, непременно догоним!

Снова звонкий смех…

– Я представляю, как грозный прапорщик Гуров гонится по коридору за кофе…

– И обещает его расстрелять, если он не остановится…

И все-таки смеющаяся оказывается Даша в моих объятиях… Кофе чуть не сбежал…

… Нашему уединению вскоре помешали. Дверь открылась, и в комнату вошли Анатоль с Катей.

– Вот так встреча! – Дольский широко улыбнулся, – А мы хотели кофию испить…

– Садитесь, сейчас я еще заварю… Ой! А кофе кончился! – Даша огорчилась, – Что же делать?

Я поспешил на выручку:

– У меня есть мысль, и я ее думаю! Если здесь нет кофе, то надо поехать туда, где он есть!

– Мысль отличная, Денис Анатольевич, но на чем мы туда можем поехать? Извозчиков здесь нет.

– К Вашему сведению, Анатолий Иванович, ваш непосредственный начальник прислал за Вами авто, так что вопрос с транспортом решен.

– А водитель пошел вместе с казаками обедать…

– А мы и без водителя справимся. Я умею им управлять. Заодно и наших дам прокатим с ветерком!

Предложение покататься было встречено с энтузиазмом, и мы через десять минут уже ехали в «одно восхитительное место, где готовят отличный кофе» по словам Дольского, который взялся показывать дорогу. Я посмотрел на Дашу и многозначительно улыбнулся, она ответила мне такой же улыбкой. Кажется, мы оба знаем, куда едем…

– Здравствуй, уважаемый! – Я первым приветствовал Лейбу, который вышел на порог посмотреть на «чудо», остановившееся возле его кондитерской, – Мы приехали еще раз восхититься твоим искусством! И нам очень хочется кофе!

– Таки Вы всегда правильно знаете, к кому обратиться! Заходите, пожалуйста, старый Лейба выполнит все Ваши пожелания!..

Мы просидели в «восхитительном месте» около часа, пока не перепробовали все виды вкусняшек, потом, попрощавшись с кондитером, поехали обратно в госпиталь.

Во двор нам заехать не удалось, он был забит санитарными повозками, на которых лежали раненые. В одном месте даже образовалась толпа, и мы подошли посмотреть что там происходит…

Говорят, у древних римлян был обычай – в самый разгар пира вносить в трапезную человеческий скелет, типа «помни о смерти»… То, что мы увидели, ударило по глазам, как обухом по затылку…

На земле стояли носилки, рядом с которыми неподвижно сидел крепкий, широкоплечий молодой солдат. Сидел и держал неестественно вывернутую руку лежавшего человека. Точнее, того, что раньше было человеком… Даша прижалась к мне, тихонько охнула:

– Кто же его так?

– Известно кто – германцы… – раздался негромкий голос из толпы, – А рядом брательник евонный сидит, и унести не дает …

Над раненым всласть поиздевались. Выколотые глаза, расплющенный нос, перебитые в суставах руки и ноги, и … огромные кресты на груди и животе, выжженные скорее всего каким-то железным прутом и потом засыпанный землей… Даша всхлипнула, уткнувшись в мое плечо… Сидевший рядом с носилками поднял голову и спросил ни к кому конкретно не обращаясь:

– Как же я бате с мамкой теперь отпишу про Ваньку?.. Что я им говорить буду?..

– Как это случилось? – я не узнал своего голоса.

– Германцы из пушек стрелять начали, мы с ним вместе в окопе сидели, так нас одним снарядом и контузило… Меня в беспамятстве вытащили, а Ваньку не успели, – они в атаку пошли… А сегодня утром перед окопами брата и нашли, дышал еще, видно ночью тихо нам подкинули… Чтобы страшно нам было с ними воевать… Я его в госпиталь повез, да он по дороге и кончился…

Я резко развернулся и пошел прочь. В голове колоколами стучал пульс, горло сдавливало от ярости … Кто-то тронул меня сзади за рукав, что-то спросил… Я проговорил сквозь зубы:

– Я буду мстить!

Две маленькие прохладные ладошки прикоснулись к моему лицу…

– Успокойся, Денис! Ради Бога, успокойся! Пойдем, – Даша повела меня в корпус, – У тебя такое лицо… Тебе надо успокоиться!

Ладошки обволакивающе и расслабляющее гладили по голове…

… Когда Анатоль собрался и я попрощался с Дашей, вышедшей вместе с Катей проводить нас в дорогу, перед самым автомобилем к нам подошел тот солдат.

– Вашбродь, дозвольте обратиться… Ваши казаки гутарили, будто Вы германца здорово бьете. Возьмите меня, за брата поквитаться надо. Отомстить за Ваньку хочу!..

– Через три дня, если не передумаешь, отдай доктору записку, – я написал на страничке блокнота просьбу к Михаилу Николаевичу отправить солдата ко мне…

… Мы сидим в окопе и ждем, когда заснут немцы. Те самые, что замучили до смерти солдата, виденного нами в госпитале… Проходы в колючке сделаны еще сутки тому назад, когда в разведку ходили. Ну, да обо всем по порядку…

Когда я привез Дольского, сразу рассказал Валерию Антоновичу о том, что видел в госпитале. И предложил нанести «удар возмездия». Тот сначала наотрез отказался санкционировать операцию, но Анатоль подключился с личными впечатлениями, так что в итоге Бойко сдался, но предупредил, что по этому вопросу он обратится к Командующему. Его Превосходительство затребовал нас для дачи объяснений, но когда мы разобрали по пунктам «Наказ Русской Армии о законах и обычаях сухопутной войны», Высочайше утвержденный в 1904 году, то «зацепились» только за фразу «Объявлять, что никому не будет пощады». В итоге, после наших горячих заверений в том, что германцы эту самую пощаду просто не успеют попросить, разрешил действовать, но предупредил, чтобы операция была подготовлена как следует. И еще дал добро забрать Федора, солдата из госпиталя, в группу, попробовать его в деле… Тот сейчас сидит тихонько рядом со мной, ждет команды «Вперед!». Приехав к нам «на базу» он получил настоящий шок от увиденного (чем и как мы занимаемся), теперь у него в голове – две мысли: отомстить за брата и продолжать воевать вместе с нами. Дольский тоже принимал участие в операции, но по отсутствии специфического опыта возглавил прикрытие с трофейным «льюисом»…

С собой взяли люгеры, наганы, холодняк, да гранаты. Карабины оставили на нашей стороне, в окопах ими неудобно работать. В руках только кинжалы, и у отдельных «счастливчиков» – «Оборотни»

Наша задача – тихо прийти, вырезать всех и уйти, оставив на прощанье записку. Перед выходом я собрал всех:

– Сегодня мы не будем воевать. Сегодня мы будем мстить. Уничтожать тех тварей в человеческом облике, которые войну превратили в кровавое пиршество, получая удовольствие, от мучений и истязаний раненых, попавших к ним в плен. Они уже не имеют права называться людьми, потому, что перешагнули ту границу, что отделяет человека от Зверя. Поэтому я не буду сегодня приказывать идти на задание. Каждый волен сам решать: идет он уничтожать Зверя, или нет. Но, убивая, нельзя уподобляться ему, поэтому – ничего сверх смерти. Это они могут выкалывать глаза, жечь каленым железом, а мы не имеем на это права.