Михаил Харитонов - После нас хоть потоп

— Версальский что? — не поняла Луиза.

— Паспорт. При Людовике Версаль превратился в крепость, куда можно было пройти, только предъявив специальную бумагу, подписанную начальником службы безопасности Его Величества. Бумагу называли паспортом. К концу царствования Людовика паспорта выдали всем подданным: без такой бумаги нельзя было даже выйти на улицу. Впрочем, к тому времени на каждого сколько-нибудь значительного человека было заведено так называемое досье, то есть папка, набитая доносами и шпионскими донесениями.

— И все это знали? — не поверила своим ушам девушка.

— Si, certo! — король почему-то сбился на итальянский. — Ведь эти доносы писали сами францу… лягушатники. Тысячи и тысячи добродетельных матрон и почтенных отцов семейств с увлечением шпионили за соседями, родственниками, даже за родителями, сообщая королевской полиции о мельчайших проступках ближних. Ведь этим доносам давали ход. Иногда человека заключали в тюрьму лишь потому, что переполнялась его папка и надо было очистить местечко на полке. А потом вешали, потому что переполнялась тюрьма и нужно было срочно освободить место для новых узников. Все это знали, как и то, что завтра в тюрьме может оказаться каждый. Поэтому налоги на содержание и строительство тюрем выплачивались особенно исправно…

— Такого не стал бы делать даже английский король, — тихо сказала девушка.

— Просто не додумался, — поморщился Людовик. — С другой стороны, — протянул он, — англичане воспитанные люди. Восставать не в их правилах, но они не одобрили бы подобные новшества и попытались бы что-то придумать. Зато лягушачий народ быстро привык к новым порядкам. Особенно способствовали этому постоянные войны. Король много воевал. И, как правило, побеждал, причём малой кровью. Правда, враги твердили, что эти победы одержаны не столько на поле боя, сколько на тайных свиданиях с политиками враждебных стран, которым платили золотом за их измены. Тех, кто оставался верен своим государям, устраняли интригами и клеветой, в том числе — подложными донесениями о том, что они работают на французов.

Луиза непроизвольно отметила про себя, что Людовик, увлёкшись, перестал говорить о лягушках.

— Самым непокорным подкладывали красивых девушек или юношей, а также использовали одурманивающие составы, лишающие воли, — продолжал король, — тех же, кто не попадался и на эти сладкие приманки, тайно устраняли. Король лично разработал множество способов убийства, особенно он любил отравления. Он специально подбирал яды, рассчитанные на возраст, пол и сложение каждой жертвы, и испытывал их на людях, похожих на намеченную им мишень. Говорят, он приказал испробовать новую отраву на герцогине де Шатору, потому что она была очень похожа на супругу одного прусского генерала, который был настолько глуп или настолько честен, что не хотел изменять несчастному Фридрих…

— Почему несчастному? — не удержалась Луиза.

— В том мире прусский король был убит шпионами Людовика. А генерал открыл дверь убийцам. Не хочу называть его имени — здесь и сейчас он не совершил ничего дурного, и, надеюсь, не совершит. Но там его имя стало презреннее иудиного. Хотя он был всего лишь сломлен: после отравления жены ему пообещали, что все его дети умрут, а он был очень привязан к сыну. К сожалению, мальчик убил себя кинжалом, проклиная имя отца, породившего его на свет.

— Но как же тогда ненавидели самого короля?! — вскричала девушка, совершенно потеряв чувство реальности.

— О да. Его боялись и ненавидели все, включая союзников, — король оскалился от злобы. — Но Людовику это было безразлично. История не знала правителя, который так последовательно проводил в жизнь принцип «пусть ненавидят, лишь бы боялись».

— Кажется, этот король вовсе не был христианином, — голос Луизы дрогнул.

— Он и в вере Христовой увидел орудие для осуществления своих замыслов, — Людовик сделал неопределённый жест рукой. — Правда, вселенскую церковь он не жаловал, потому что даже тень подчинения Папе была ему отвратительна. Зато он нашёл поддержку своим замыслам среди недобитых гугенотов, каковые и составили костяк его тайных служб. Но, окружив себя мстительными гугенотами и сделав их своим орудием, он не принял их веру. Нет, король пошёл дальше По примеру англичан он создал свою церковь и объявил себя её главой. Французы восприняли это, — с горечью закончил он, — почти без сопротивления.

— Почему? — не поняла девушка.

— Всё дело в том, что Людовик не был обычным тираном, — принялся объяснять король. — Тираны жестоки, потому что злы, а самое ужасное в Людовике было именно то, что он вовсе не был зол. Целью его было благо Франции. Благо же он усматривал в богатстве и могуществе государства, и ни в чём более. Подданных он ценил в зависимости от приносимой ими пользы, прежде всего той, которую можно оценить в ливрах. Но он не разбрасывался их жизнями и не лишал достатка без необходимости. Его войны были подлыми, но солдат он берёг. Он жестоко подавлял всякое инакомыслие и был равнодушен к искусствам, но покровительствовал наукам и ремёслам, поскольку считал их полезными. У него был дьявольский нюх на новшества. Кажется, он не сделал ни единой ошибки, поддерживая и покровительствуя именно тем учёным и изобретателям, которые предлагали что-то дельное. И здесь он не ограничивался одной Францией, нет — он скупал умы повсюду. Например, двухцилиндровый паровой двигатель сделал для него бывший подданный русского царя, а первую механическую молотилку изобрёл аргентинец. Это устройство использовалось также для казней, — добавил он. — Хочешь знать, как именно?

Луиза благоразумно промолчала.

— Итак, благодаря своим преобразованиям Людовик Пятнадцатый навсегда изменил историю Франции и всего мира, — эту фразу Его Величество произнёс таким голосом, как будто повторял чужие слова. — Его потомки только следовали намеченным им курсом. Кстати, о потомках, — в голос короля вернулось чувство, — он подошёл к этому вопросу весьма педантично. Не испытывая ни малейшей потребности в женщинах, он, когда подошёл срок обзаведения потомством, приказал найти нескольких женщин благородного сословия, чьи предки отличались особенным здоровьем и долголетием. Такие были найдены, королевские лекари проверили их здоровье и отобрали трёх. Говорят, они были уродливы, но Людовика это не волновало. Он оплодотворил их, дождался рождения потомства, а матерей заключил в Бастилию, чтобы они не мешали. Дети росли под надзором лучших воспитателей. Когда же дети подросли, он поступил так, как обычно поступают в таких случаях турки: убил всех мальчиков, кроме двоих, которые показались ему наиболее способными. Старшего из них он сделал наследником. Впрочем, он умер — говорят, отравился каким-то ядовитым составом собственного изготовления. Тогда наследником стал второй. Подготовив его как должно, Людовик Пятнадцатый передал ему власть и после двух лет ожидания сам принял яд. В предсмертной записке он объяснял свой поступок тем, что его интеллект слабеет, а сын слишком почтителен и может послушать совета отца в ситуации, когда необходимо принять самостоятельное решение.