Николай Нестеров - Снова дембель [СИ]

— Поздравляю, — искренне порадовался я своего друга. На втором месяце службы — это выдающийся успех. — Не пойму только, я тут причем?

Объяснение оказалось проще, чем я мог подумать. Девушек две, одна красивая, вторая — просто симпатичная, наша общая знакомая Карина, та самая которую спасли, путешествуя на автокране. Вот Жека и решил заранее договориться о разделении объектов страсти! Как говорила в таких случаях соседка по коммуналке: "Кто о чем, а вшивый о бане!". Исправить нашего "Дона Жуана" невозможно, он и в горящем танке будет думать о бабах.

— Ну какие девки в такой момент? Второе свидание придется ждать до дембеля, не раньше!

Рядовой Огнев напомнил, что именно этот бонус ему был обещан, когда заманивали его работать на кран. Тот факт, что я ляпнул про девушек ради красного словца, его не волновал. Обещал — делай.

Пришлось составить компанию.

— Рита, — девушка действительно оказалась красивой. Все замечательно: глаза огромные, ресницы пушистые, фигурка точеная, ноги стройные, длинные как Байкало-Амурская магистраль. Все хорошо, кроме одного факта! Это дочь командира части, хотя от Палыча в ней только цвет глаз угадывается, наверное вся в мамочку.

— Шурик, — с Кариной мы знакомы, поэтому представляться не надо. — Рита — это Маргарита, в честь булгаковской героини? У нас в Камызяке в честь нее страусиную ферму назвали.

Зря я это ляпнул. Шутка явно не смешная получилась. И не шутка это, а реальный факт из следующего тысячелетия. Фермер начитанный попался. Я же должен был сообразить, что приключения Воланда в сталинской Москве здесь мало кому известны. "Мастера и Маргариту" можно прочитать только лишь в виде отпечатанных под копирку, затертых до дыр, самиздатовских подшивок. Которые почему-то считаются исключительно антисоветскими.

— Можно подумать, что Шурик из Камызяка читал Булгакова? — язвительно поинтересовалась обиженная и неожиданно эрудированная мадам. Камызяк в этом времени еще не всемирно известный бренд из КВН, и судя по интонации это должно звучать как "в вашей колхозной дыре".

— В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…, - по памяти процитировал я свою любимую цитату.

Никто не понимал, и я в том числе, чем именно этот отрывок из великой книги интереснее любого другого, но именно он врезался в память, да там и остался навсегда. Наверное потому что это начало второй главы, ключевой и самой важной.

Рита явно не ожидала такого ответа, покраснела и от досады прикусила губу, лишь в глазах заиграло пламя. Видимо не ожидала такого отпора от какого-то колхозника.

Хорошая девчонка, только избалованная всеобщим вниманием и толпами поклонников. В прошлый раз я с ней не был знаком, лишь пару раз мельком видел издалека, а следующим летом она уедет поступать в институт и уже не вернется. Но понятное дело, наслышан был о ее вредном и капризном характере.

Решив не доводить девицу до белого каления, я подхватил Карину под руку и утащил ее на другой конец двора. Тем более, Жека об этом уже несколько минут намекал, отчаянно вращая глазами.

— Ритка — хорошая девчонка. Зря ты так.

В ответ я лишь пожал плечами, понимай как хочешь. Сам не мог понять, что на меня нашло. Наверное тот самый эффект "21 июня 1941 года" сказывается.

Умом понимаю, что люди вокруг не виноваты, ни о чем не догадываются и ничего сделать не могут, даже не подозревают о приближающейся катастрофе, и от этого только сильнее разрывающая душу тоска и отчаяние.

— Что со школой решили? — насколько я понял, девчонки учатся в выпускном десятом классе.

— Ничего не ясно, — погрустнела Карина. — Риткин папа обещал помочь, но как — не знаю. Наверное отдельно заниматься с нами в Доме офицеров будут.

Школа находится в двух кварталах отсюда, но путь туда для Карины и других детей из армянских семей закрыт. А через несколько дней и русским школьникам там опасно станет появляться.

— Уезжать вам надо, пока не поздно. Не будет вам здесь жизни.

Карина неожиданно расплакалась. Больше всего в жизни ненавижу женские слезы — в такие моменты становится невыносимо стыдно за себя и за весь мир сразу.

— Пойдем, — чуть ли не силой потащил ее за собой.

— Куда?

— С твоим отцом говорить буду. Не бойся, руки просить не стану, мне еще служить два года. Обсудим что вам делать и как выбираться из этой пропасти.

Вазген Геннадьевич меня узнал, крепко пожал руку, еще раз поблагодарил за спасение его семьи.

Долго разжевывать про ситуацию вокруг не пришлось. Человеком он оказался умным и рассудительным, быстро понял, что означает появление колючей проволоки и перегороженные бетонными плитами ворота. Сразу догадался по чью душу скоро заявятся незваные гости.

Но уезжать отказался наотрез. Некуда оказалось ему и остальным беженцам ехать. В Армении после землетрясения и так сотни тысяч людей оказались без жилья на улице, впереди зима, и там она не такая теплая, как в здешних краях.

В Карабахе — война, в Азербайджане для них безопасных мест вообще нет, к тому же здесь у них остались дома и квартиры, которые они бросить никак не могут.

Да и просто денег на дорогу и обустройство у большинства из них нет.

Разговор зашел в тупик. Переубедить не удалось. Конечно, я понимал этих людей и их мотивы. Дом или квартира — это обычное единственная реальная ценность в их жизни, на покупку или строительство которой ушли многие годы, если не десятилетия. Свыкнуться с тем, что ты в одночасье лишился всего, и по сути стал бездомным и безработным — свыкнутся с новой реальностью очень сложно. Человек до последнего будет надеяться на чудо, что все нормализуется и вернется обратно, вместо того, чтобы спасать последние крохи пока есть хоть один шанс.

— Вазген Геннадьевич, как ни горько это говорить, но в этом городе вам уже никогда жить не дадут.

— Я здесь всю жизнь прожил, двадцать лет на фабрике, до главного механика дослужился. Никакие шакалы не заставят меня уехать отсюда, — с неумолимой отчаянной решимостью рубанул в ответ.

— Через два дня, а может раньше. Эти, как вы выразились, шакалы придут сюда, обложат вас со всех сторон и будут душить хоть полгода, хоть год, пока вы не уедете.

— Советская власть не допустит этого, — уверенности в его голосе стало меньше.

— Советской власти здесь и раньше не много было, а сейчас и подавно. Или вы не знаете, кто стоит за спинами этих отморозков? Кто дает деньги на митинги, печатает их газеты, кто заинтересован больше всего в царящем здесь бардаке? В конце концов, кто скупит все ваши дома, когда вас наконец заставят уехать из города?