Александр Калмыков - Жаркий декабрь

– Полевую дивизию люфтваффе подчиняю своему командованию, – продолжал Шилль. – Техническому персоналу и обслуге аэродромов все равно делать нечего, так что используем их в качестве пехоты. Позади ненадежных частей для устойчивости, в смысле для поддержания боевого духа, поставить эсэсовцев. Капитан Райх, внимание, это вас касается. Органам гестапо необходимо усилить наблюдение за солдатами и офицерами.

Пока весь штаб суетился, генерал Модель, которому дела этого мира вдруг стали глубоко безразличны, вышел на улицу и побрел, глядя себе под ноги. Он даже не подумал накинуть шинель или надеть шубу. Напоследок генералу пусть немного, но повезло. Едва он вышел из ворот, как в воздухе, будто по заказу, послышалось гудение самолета. Какой-то отчаянный до безумия русский вывел свой штурмовик на разведку или свободную охоту. Пулеметная очередь, разорвавшая тишину, совпала с тихим выстрелом малокалиберного пистолета. Теперь все подтвердят, что Модель не пустил себе пулю в сердце, а погиб на боевом посту от вражеского огня.

С успехом выполнив свою миссию, Лютце преисполнился гордости. Все-таки Леман не зря выбрал именно его, такого исполнительного и ответственного. Конечно, жаль опытного генерала, но приказы фюрера нужно выполнять. Сказано держаться до весны, значит, надо стоять в обороне до последнего солдата. Да, стоит признать, Ленинград оказался тяжелым уроком для вермахта. Но этот урок усвоен, и больше ошибку не повторят. А пока требуется тянуть время, изматывая противника. И как все-таки, оказывается, приятно вершить судьбы генералов и целых армий.

Впрочем, будучи человеком практичным, Лютце недолго витал в облаках и быстро вернулся к делам обыденным. В первую очередь он попытался связаться со штабом авиаполка, узнать, когда следующий рейс. Удалось это далеко не сразу. Вопреки обыкновению, связь была даже хуже, чем отвратительная. В трубке что-то гудело и шумело, как будто телефон на другом конце линии был установлен прямо на самолете. В ней слышались разные голоса, перебранка и ругань. Когда же до дежурного по аэродрому все-таки удалось дозвониться, он ничем порадовать не смог – ужасная погода не позволяла принимать самолеты. Один борт все-таки попытался сесть, но разбился прямо на краю поля. Может быть, через несколько дней и распогодится, но сегодня вблизи аэродрома заметили лыжников, а значит, русские скоро пришлют бомбардировщики. Придется опять все переносить на новое место.

Итак, воздушный мост практически рухнул, но Лютце это не удивило. Именно на этот случай он и прихватил с собой пусть небольшой, но зато отборный отряд, с которым можно попытаться перейти линию фронта. На каком участке лучше переходить к своим, Лютце узнал в штабе заблаговременно, и потому, не медля ни минуты, приказал собираться.

Райх, которому уже было не по пути с Лютце, вытребовал у местной хозчасти грузовик для своего камрада. Машина, хотя неказистая с виду и с посеченными осколками бортами, была вполне на ходу. Сначала, правда, пришлось повозиться, пытаясь открыть заледеневшую дверцу, но зато грузовик завелся почти без капризов. Солдаты уже отогрелись в местной казарме, успели слопать в столовой двойную порцию и теперь весело попрыгали в кузов, уступив кабину старшим по званию.

Сунув Бонке карту с маршрутом, майор расслабился и безмятежно уставился в окно. Дело сделано, все обошлось без эксцессов, штаб корпуса принялся за работу, и теперь Лютце по праву заслужил отдых. Хотя испортить Генриху настроение уже ничего не могло, но чем дальше он ехал, тем становился сосредоточеннее. То, что у встречных солдат шинели были изорваны, а лица черны от обморожений, еще не страшно. Но вот взгляд… Еще несколько месяцев назад глаза у всех немцев пылали гордостью за великие дела, которые они творят, горели бесстрашием и весельем. Они были полны уверенности в победе и рвались вперед, к славе. Но прошли уже те благодатные времена, когда немцы шли на войну веселиться. Теперь не видно было ни одной улыбки. Лица у солдат стали мрачными, без малейших признаков надежды на будущее. Они уже думали не о том, чтобы плясать под губную гармошку, а о том, где бы достать лишний сухарь и как пережить еще одну жуткую холодную ночь. Немцы боялись мечтать о будущем, считая, что если они и выживут, то лишь для того, чтобы попасть в плен, где их несомненно ждет ужасное возмездие. Но человек быстро ко всему привыкает, и Лютце перестал обращать внимание на оборванных и изможденных солдат, уныло бредущих куда-то или понуро стоящих в ожидании.

Уже не цепляли глаз многочисленные кресты вдоль дороги, показывающие, где нашли свой конец германские солдаты. Не удивляла сломанная, взорванная, а то и целая техника, стоявшая на обочинах. Сначала автомашины уничтожали советские самолеты, потом к ним присоединились мороз и снег, а в последние дни еще и нехватка горючего, и это было самое страшное. Если со снежными заносами еще можно кое-как бороться, то заменить бензин было нечем.

Большую часть пути маленький отряд проделал довольно быстро, хотя местами дорога была труднопроходима из-за сильных заносов снега. Но ближе к вечеру они угодили в огромный затор. Подбежав к ближайшему фельджандарму, Бонке разузнал, что случилось. Здесь находился единственный мост через реку во всей округе, и он, не выдержав потока транспорта, пришел в негодность. Хотя саперы его и подлатали, но машины приходится пускать только по одной, причем все норовят пролезть вне очереди. Недисциплинированность достигла такого уровня, что даже офицеры регулирования движения не могли навести порядок, а в результате страдали все.

Прояснив обстановку, фельдфебель вернулся и, доложив командиру об увиденном, мрачно добавил:

– Мы так до темноты не доберемся.

Майор был с ним совершенно согласен и немедля приказал выгружаться. Похватав оружие, лыжи и вещмешки, подчиненные выпрыгнули наружу и, довольные, начали приплясывать. В кузове, хоть и закрытом тентом, было не просто прохладно, а жутко холодно, и лишь теперь они смогли согреться.

Перебравшись пешком через замерзшую реку, маленький отряд наткнулся на конный обоз, везший зерно из какого-то колхоза на склад дивизии. Майор своей властью реквизировал из обоза одни сани, и, скинув мешки на землю, отряд поехал дальше на запад.

Видя, что солнце клонится к закату, и не горя желанием ночевать в лесу, Лютце принялся срочно искать ночлег. Заплутать ночью в этих пущах ничего не стоило, да и партизан кругом хватало. А даже если партизаны на них не польстятся, то нападет дед Мороз. Контрразведчику уже доводилось пережить холодную ночевку, и приятного в этом было мало. Хотя, впрочем, в прошлый раз он устроился, можно сказать, с комфортом. Тогда его солдаты выкопали в снегу большую яму, завели в нее лошадей и, заставив их лечь, привязали повод, чтобы они не пытались встать. Над живыми грелками положили срубленные жерди и навалили соломы, а затем накидали целую гору снега. Новичкам, не привычным к лесным похождениям, было совершенно непонятно, как снег может обогревать, но они выполняли приказания командира, хотя в глубине души и полагали, что тот сошел с ума. На землю между лошадками навалили сучья, еловые лапы и постелили брезент. В таком импровизированном домике Лютце спокойно проспал всю длинную зимнюю ночь, хотя надо заметить, что солдаты, лежащие с краю, все же часто просыпались и прыгали, чтобы отогреться.