Александр Михайловский - Смоленский нокдаун

Мне, сказать честно, с одной стороны, было интересно посмотреть, каков он из себя — третий или четвертый человек в Рейхе, а с другой стороны, от ожидания прихода этого Гейдриха мне было боязно и немного противно. Не выветрились еще страх и отвращение, навеянные немецкой оккупацией. И вот открылась дверь — и вошел высокий, худой как цапля, лощеный персонаж с прилизанными светлыми волосами, на лице которого, подобно горному пику на равнине, выделялся огромный, немного помятый румпель горбинкой. Очевидно, в недалеком прошлом его и так не вызывающее симпатий личико кто-то попытался отрихтовать с помощью кулаков [25].

— Садитесь, — полковник Семенцов указал визитеру прикрученный к полу вращающийся стул, — давайте начнем с самого простого — назовите мне свои фамилию, имя, звание и цель прибытия на территорию, контролируемую нашими войсками. Только не надо мне заливать о том, что вы тут оказались совершенно случайно или что вас силой заставили перейти линию фронта.

Голос эсэсовца был похож на хриплое воронье карканье.

— Я Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, прибыл к вам со специальной миссией по личному поручению фюрера германской нации, — заговорил он, но тут же поправился, — но по здравому размышлению и будучи человеком более трезвомыслящим и более информированным, чем фюрер, я решил не выполнять никаких его поручений, а вместо того предложить свои услуги ловкого и опытного в политике человека вам, русским из будущего.

Выслушав мой перевод, полковник Семенцов некоторое время обалдело молчал, а потом под почти беззвучное хихиканье сержанта Сергея выдал:

— Окуеть, Варя, ты только послушай — этот тип с окровавленными по локоть руками прибыл предложить нам свои услуги! Я сейчас запрыгаю от счастья, а потом заплачу от восторга. Только переводить этого не надо. Лучше переведи вопрос о том, чем, по его, Гейдрихову мнению, такой ловкий и опытный в политике человек, как он, может быть полезен нам, пришельцам из будущего, в этом мире привыкшим решать все вопросы ударом лома? Ведь мы воюем, а не плетем политические интриги, и грубая вооруженная сила на нашей стороне, это он тоже должен понимать. Военный крах третьего рейха — это вопрос времени, и этого времени нам потребуется не так много, максимум год-полтора. Единственная информация, которая нас интересует в настоящий момент, относится к расстановке войск и к ближайшим планам германского командования. И все. Планы медведя на будущее нас не волнуют. Коврик на полу — вот его будущее.

Я перевела эти слова, и Гейдрих, до того прямой как палка, ссутулился и как-то обвис, будто из него злостно выпустили воздух. Он-то и в самом деле подумал, что русские из будущего обрадуются его предложению сотрудничать, а над ним тут начали откровенно глумиться, как над юродивым, возомнившим о себе бог весть что.

— Ну, тогда, — произнес Гейдрих, уже теряя почву под ногами, — я могу дать вам характеристики на всех сколь-нибудь значимых партийных функционеров и германских государственных чиновников.

— А зачем? — пожал плечами Семенцов, — Если нам понадобится хоть что-нибудь узнать, то мы заглянем в архивы, только и всего. Конечно, можно кое-что уточнить, но эта задача далеко не первостепенной важности, поэтому именно сейчас это совсем не интересно.

— Но почему же? — вскричал Гейдрих, — почему вам это не интересно? Архивы никогда не бывают полны настолько, чтобы это удовлетворяло людей нашей с вами профессии. Война рано или поздно кончится, и вы захотите узнать, кому из политиков и чиновников можно доверять, а кому нет.

— А потому, — ответил Семенцов, склонившийся опираясь руками на стол, — что мы ведем войну с государством, руководство которого планировало уничтожить большую часть нашего народа, а тех, кто выживет — превратить в своих рабов. На такой войне не может быть никаких интриг, прощения и человеколюбивого сожаления об убитых врагах — без разницы, носили они оружие или нет. В конце концов, вскрытие покажет, кто из вас и в чем был замаран. Вы пошли на переговоры и сотрудничество только тогда, когда увидели, что на вас пошла войной сила, против которой вы ровным счетом ничего не можете поделать, но которая сама, в свою очередь, способна сделать с вами все, что пожелает. Никто не будет с вами разговаривать, потому что переговоры с последователями вашего фюрера являются ужасной мерзостью и способны запачкать карьеру любого политика, который на них решится. Даже в Германии нашего времени, попади вы туда, от вас будут шарахаться как от прокаженного, не говоря уже о других странах. А хотите, мы депортируем вас живого и здорового прямо в Израиль? Вот там обрадуются вашему унижению.

— Я вас не понимаю, — снова воскликнул Гейдрих, — ведь я же знаю, что вы сами отринули большевизм, сняли лозунги мирового коммунизма со своих знамен, а мировое еврейство нанесло России в ваши девяностые ничуть не меньше ущерба, чем Германии во времена Веймарской республики… Так почему же вы не хотите понять и принять наших устремлений, а слепо поддерживаете усатого большевистского вождя, который весь мир мечтает посадить в клетку большевистского ГУЛАГа?

Полковник Семенцов жестко усмехнулся.

— Вся ваша немецкая беда, — сказал он, — в том, что вы попали в плен ложного убеждения, что есть высшие и низшие расы, сверх- и недочеловеки, генетические господа и генетические рабы. Но все это абсолютная ерунда. Для Истории ценен любой народ, как бы серо и невзрачно он ни выглядел в настоящее время. Именно поэтому, восстанавливая страну после краха, мы не бросали противников нашей власти в концлагеря, не объявляли никого из своих сограждан низшей расой, и даже свергнутые коммунисты (или то, что от них осталось) нашли свою нишу в политической жизни. И при этом вы видите сами, что наша армия сильна, государство крепко, а наш народ устойчив к любой пропаганде — так что мы не боимся ни пропаганды большевиков, с которыми мы являемся союзниками, ни бредней вашего доктора Геббельса, которого мы повесим на первой попавшейся осине.

Дождавшись, пока я с наслаждением переведу первую тираду, полковник Семенцов продолжил:

— И, кстати, даже это ложное и бредовое убеждение в превосходстве арийской расы у вас не свое, а украдено бродягой Розенбергом у ваших якобы злейших врагов, еще три тысячи лет назад объявивших себя богоизбранным народом. Впрочем, просвещать вас не входит в мои профессиональные обязанности. Поскольку вы в любом случае не в состоянии сообщить мне требуемой информации военного характера, я сейчас отправлю вас до утра в камеру, чтобы вы поразмыслили над всем вышесказанным, а утром передам представителям того ведомства, которое будет работать с вами дальше, потому что мне вы скучны.