Александр Михайловский - Смоленский нокдаун

Одним словом, увертюра удалась на славу, а чадный черный дым горящих легких танков и бронетранспортеров высоко взвился в безоблачное небо. В принципе, уже одного этого дыма было достаточно для того чтобы немецкий командующий понял, что рубеж по реке Проне занят настолько значительными силами, что они походя смахнули его передовой отряд, не дав ему ни развернуться в боевые порядки, ни отступить. Поэтому час спустя после разгрома разведки наши позиции подверглись неприцельному и довольно редкому артиллерийскому огню, который к тому же имел значительный разброс.

«Шторьха» для корректировки огня у немецких артиллеристов под рукой не было, это счастье кончилось у них еще во время боев за Кричев, поэтому их снаряды в основном летели «на деревню дедушке». Да и огонь был не сказать что очень платный. Страшновато, конечно, даже в окопе, но терпимо, потому что прямое попадание в этот окоп может быть только случайным. Дело, наверное, в том, что еще во время боев за Кричев немецкие дивизионные артполки должны были понести значительные потери в личном составе и материальной части. Контрбатарейную борьбу наши, то есть российские, артиллеристы умеют вести значительно лучше немцев, и наверняка они наказывали немецких коллег за каждый случай обстрела советских позиций, что и привело к большим потерям.

Постреляв так примерно с полчаса (в виду малой точности вражеского огня нашей артиллерии отдали приказ огня не открывать) немецкие батареи как бы нехотя замолчали. Наверное, тот немецкий командир, который руководил этим подобием артподготовки, решил, что пугливых он напугал достаточно, а на непугливых такой обстрел не подействует, и прекратил напрасную трату боекомплекта. Очевидно, за то время, пока немецкая артиллерия вела огонь, на опушке леса накопилось ровно столько пехоты, сколько нужно для атаки, и вслед за выезжающими из леса по дороге и расходящимися веером танками на луг вышли пешие цепи немецкой пехоты. Рукава закатаны, шнапс выпит, морды красные — вперед, на пулеметы. От выступа наших позиций в излучине Прони до опушки леса полтора километра, поэтому наши пока молчат. От лесной опушки до моста, кстати, целых два с половиной, а ведь танкам именно туда, потому что берега речки, кроме отдельных мест, такие топкие, что там корова сразу вязнет чуть ли не по брюхо, а человек проваливается в ил по колено.

Но немцам все равно — они бухие, поэтому маршируют как на параде. Естественно, зольдатенам и их офицерам хорошо видно место, где наша засада расстреляла их кригскамрадов, и некоторые, особо понятливые из них, уже начинают вертеть головами в поисках притаившегося поблизости полярного лиса. Им боязно — и понятно почему. Переваливаясь на выбоинах и колдобинах, в нашу сторону не спеша движется около четырех десятков угловатых железных коробок, в которых без труда можно опознать в дупель устаревшие чешских танки LТ-35 «Прага». Сами мы их раньше живьем не видели, но нам показывали картинки и объясняли, что эта «Прага» с легкостью истребляется чем угодно, вплоть до наших крупнокалиберных пулеметов. А еще у LТ-35 и чуть более нового LТ-38 такая колкая и хрупкая броня, что ее осколки, отколовшиеся после попадания с внутренней стороны, наносят разрушений даже больше, чем сам снаряд или бронебойная пуля. Так сказать трофеи чешского похода. Очевидно, первыми командующий корпусом бросил в бой те танки, которые ему не жалко. «Четверки», «тройки» и «двойки» приготовят для последующих атак, которые случатся после того, как «чехи» вскроют расположение переднего края нашей обороны.

С нашей стороны эта оборона состоит из ста сорока четырех устаревших танков Т-26 из состава 108-й дивизии, которые закопаны в землю и вьггянуты в нитку вдоль рубежа обороны мотострелкового полка РККА, играя роль обычных противотанковых сорокопяток. Ну, скажем, не совсем обычных. Если бы вместо устаревших танков оборону мотострелкового полка поддерживало эквивалентное количество противотанковых пушек того же калибра, то после того артобстрела мы бы имели потери в расчетах как минимум в четверть личного состава, а так наводчиков, командиров и заряжающих защитила какая-никакая, но броня. Ну и количество противотанковых артиллерийских стволов, сосредоточенных в полосе обороны мотострелкового полка, буквально зашкаливает. Такого количества штатных 45-мм противотанковых орудий хватило бы, чтобы укомплектовать противотанковой артиллерией двенадцать дивизий.

Еще тридцать Т-34 и одиннадцать КВ-1 сведены в отдельный танковый батальон и составляют резерв командира дивизии полковника Иванова. Если этого резерва командира дивизии оказалось бы недостаточно, на подхвате находятся еще двадцать пять Т-72БЗ из состава двух наших батальонных тактических групп. Дополнительно подступы к нашим позициям простреливает наша противотанковая батарея — два огневых взвода по три «Рапиры», и два огневых взвода по три самоходных ГТГРК «Штурм-С». Кроме этого, также нас поддерживают артиллерийский дивизион нашего полка, укомплектованный восемнадцатью самоходными гаубицами МСТА-С и три легких артиллерийских артполка РККА, по двадцать четыре 76-мм пушки Ф-22 УСВ в каждом. Есть еще зенитный дивизион с «Тунгусками» и ПЗРК, но без вражеской авиации, которая старается не залетать в сферу нашей ответственности, он пока вне игры.

Так вот, промывание мозгов немецкой пехоте начали как раз ЛАПы РККА, открывшие ураганный огонь трехдюймовыми шрапнельными снарядами французского производства, которые были выпущены еще в шестнадцатом году. Такой «гуманитарной помощи» поступившей из Франции в конце первой мировой войны, на складах, оказывается, еще много, это богатство не смогли растратить ни на полях Первой Мировой, ни в Гражданскую, ни на учениях между войнами, ни на испытательных полигонах, когда выковывали артиллерийский меч страны. Правда, штатно срабатывают только три шрапнели из четырех, да и для такой стрельбы нужен особый навык (больше завязанный на интуиции, чем на расчете), но все равно воздействие низких шрапнельных разрывов на бредущие за танками пехотные цепи получилось просто феерическим. Недаром же в первую мировую шрапнельный обстрел назывался «косой смерти». По открыто атакующей пехоте шрапнель действует гораздо эффективнее осколочных снарядов. Дела не портили даже отдельные преждевременные разрывы на высоте и «клевки», то есть разрывы снарядов на грунте из-за запаздывания срабатывания трубки. В бинокль было хорошо видно, как низко вспухающие белые облачка выкашивают густые цепи немецкой пехоты и как тела в фельдграу плотно устилают собой поросшую высокой зеленой травой луговину.

Вражеская артиллерия, конечно же, не стерпела такого избиения своей пехоты, и, по данным звукометрической разведки, попыталась подавить ведущие огонь советские батареи. Осмелели, блин, фуцыны! В ответ, по данным «Зоопарка» [36], по позициям германской артиллерии открыл огонь уже наш самоходный гаубичный дивизион и очень быстро добился успеха.